Во-вторых, логическая сущность контекста заключается в том, что он оказывается тем целым, частью которого как раз и является изучаемый нами отрезок речи. Но всякое целое всегда представляет собою некоторого рода новое качество, которого не было в составляющих его отдельных контекстных частях. Диалектика целого и частей – вот в чем разгадка необычайной надфонетической значимости каждого отдельного отрезка речи. Поэтому, чем шире контекст, тем больше оказывается семантически нагруженным данный элемент речи или данная совокупность этих элементов.
В-третьих, ввиду бесконечного разнообразия речевых контекстов становится весьма трудной задачей определение точной семантики каждого отдельного элемента речи и каждого речевого сегмента. Взявши достаточно пространный словарь какого-нибудь языка, мы всегда удивляемся разнообразию и даже взаимной противоречивости отдельных значений данного слова в языке. Часто одно значение слова резко отличается от другого его значения, и в таком случае формулировать данное значение слова является задачей достаточно легкой. Но весьма часто бывает и так, что в данном слове уже не так легко отделить одно значение от другого. Если для данного слова установим отдельный класс его значений, то наряду с этим мы тут же наталкиваемся на такие слова, которые сразу относятся одновременно к разным семантическим классам. Это обязательно нужно иметь в виду, когда мы ставим себе какую-нибудь семантическую задачу. Тут всегда нужно иметь в виду, что только контекст дает нам возможность точно определить значение данного языкового элемента, и что тот же самый контекст тут же заставляет нас формулировать значение данного элемента как нечто весьма сложное и почти всегда противоречивое.
Эти три обстоятельства прежде всего бросаются в глаза, когда мы вводим в свое рассуждение категорию контекста. Но в связи с контекстом возникает длинный ряд других непростых проблем, которые должны рассматриваться в специальной науке о языковом контексте и которых здесь касаться не будем.
Однако необходимо совершить еще один шаг, чтобы понятие сигнификации получило достаточно продуманную формулировку. Дело в том, что та свобода активного самополагания, о которой говорилось выше и которая принадлежит к исходной действительности и мышлению, которое ее отражает, и языку, который является интерпретацией мышления и сознания, – эта свобода возможна только потому, что необходимая здесь интерпретирующая коммуникация способна на разного рода позитивные или негативные функции. Все эти позитивные и негативные функции, как этого требует исходная действительность, бесконечным образом переплетаются, и не просто переплетаются, но часто прямо переходят одна в другую, превращаются одна в другую, так что иной раз утверждение становится равносильным отрицанию, а отрицание – утверждению. Иначе нельзя понять этой свободы языка, которая настолько разнообразна и безгранична, что часто граничит с настоящим безумием. Только благодаря своей безграничной свободе язык может совершать как великие дела, т.е. агитировать и пропагандировать, так и совершать и всякого рода безумные дела, которые необходимо констатировать если не прямо в жизни, то, по крайней мере, на сцене.
Только теперь мы можем дать приблизительное определение того, что такое языковая сигнификация. Она предполагает, что есть мысль вообще и есть непосредственная действительность мысли, так что сама сигнификация является принципом перехода от чистой мысли к этой непосредственной действительности мысли. Абстрактная мысль для нее уже перестает быть абстрактной мыслью, а становится только моделью для определенного рода действительности мысли, которая, таким образом, является результатом мыслительного моделирования. Языковая сигнификации есть принцип осмысления. Но так как осмысление можно понимать по-разному, то сейчас нам нужно дать формулу языковой сигнификации с учетом всей именно языковой спецификации. И тогда мы получим следующую формулу.
Языковая сигнификация есть принцип 1) непосредственной действительности мысли, когда мысль, 2) являясь отражением реальной действительности, становится уже 3) новой специфической смыслоразличительной моделью, а действительность оказывается 4) порожденной этой моделью новой системой уже не просто реальных, но 5) интерпретирующе- 6) коммуникативных и 7) предицирующе- 8) контекстуальных отношений, получающих для себя иное выражение в связи со своими бесконечно разнообразными 9) позитивно-негативными функциями.