Читаем Языковая структура полностью

«Я скажу, что всякая лингвистическая форма, вплоть до полного высказывания, появление которой не определено контекстом, имеет в этом контексте значение, и, наоборот, что всякий лингвистический объект, встречаемость которого в данном контексте полностью детерминирована, не имеет значения».

Значение, таким образом, оказывается функцией предсказуемости данной лексемы. Например, если греческое parasalō («ободряю») «социально предписано для определенных контекстов», то в этих контекстах оно не имеет значения как полностью предсказуемое.

Все это рассуждение Дж. Лайонза нельзя признать очевидным. У него выходит, что если слово «причинять» уже предполагает в качестве дополнения нечто отрицательное («причинять зло», «причинять неприятность»), то тем самым возможное здесь дополнение уже слабее по своему значению. А если возьмем глагол «приносить», то, поскольку «приносить» можно и хорошее, и дурное, дополнение в данном случае будет глубже по своему значению. Если же возьмем выражение «беречь как зеницу», то предполагаемое, или «предсказуемое» здесь определение «око» уже всецело обусловлено словом «зеница», и, следовательно, тогда «ока» не имеет в данном контексте никакого значения. Это рассуждение поразительно. Как же это себе представить, что слово «ока» не имеет никакого значения? По-видимому, Дж. Лайонз хочет выдвинуть в данном случае на первый план какую-то самостоятельность и самоочевидность значения и в то же время свести это значение только на действие контекста. Если контекст настолько абсолютен для данного слова, то как же автор говорил раньше об «интуитивной значимости» каждого слова? Тогда уже и эта «интуитивная значимость» слова совершенно отпадает и появление значения определяется только контекстом данного слова.

Против подобной теории значения у Дж. Лайонза необходимо выставить и еще одно соображение. Действительно, есть разница между такими словами, которые предсказываются, ожидаются и являются наиболее вероятными, с одной стороны, и словами, которые обладают характером новизны и непредсказуемы тем или другим словесным окружением. Но эта разница едва ли существует в пределах самого языка. В таком выражении, как «хранить как зеницу», контекст языка, действительно, до некоторой степени предсказывает нам, что дальше последует определение «ока». Но если мы отвлечемся от языковых навыков, а будем рассматривать то или иное определение «зеницы» чисто предметно или денотативно, то еще неизвестно, какое это будет определение. Может быть, это будет «вещие зеницы, как у испуганной орлицы». Другими словами, в своем определении значения и в своем рассуждении о роли предсказуемости Дж. Лайонз путает чисто языковые контексты и предметную информацию, или, можно сказать, путает язык и речь. Чисто языковой контекст может определить значение данного слова одним способом, а предметная и денотативная определенность может конструировать значение данного слова совсем в другом смысле. Соображение о предсказуемости значения у Дж. Лайонза, вероятно, вызвано неожиданной для нас его склонностью базироваться на денотации, в то время как было бы вполне естественно ожидать у него понимание контекста только как внутриязыкового. Такое слишком широкое понимание ситуации, выходящее за пределы языковых контекстов, и вообще замечается у Дж. Лайонза в других местах, а кое-где и предполагается им самим. Но тогда уже придется отказаться от взглядов Витгенштейна и вообще расстаться с неопозитивистскими теориями.

Тут вообще кроется у Дж. Лайонза противоречие и нелепость, о чем мы будем говорить ниже.

Таким образом, в первых двух главах своего исследования Дж. Лайонз утверждает, что слово, взятое само по себе, не имеет никакого смысла, и потому даже и не является словом. А свой смысл или значения слово принимает только либо в связи со своим контекстом, либо в связи со своим дистрибутивным положением, понимая под дистрибуцией слова совокупность всех контекстов или окружении, в которых оно встречается. При этом под дистрибуцией, в отличие от американских дескриптивистов, Дж. Лайонз имеет в виду не просто формальное соотношение слов между собою, например, пользуясь только одним грамматическим анализом, но и смысловые отношения, существующие интуиции говорящих или пишущих на данном языке. В связи с этим задачу лингвиста в области семантики Дж. Лайонз понимает как установление системы соотношения слов при помощи некоторого рода наиболее общих категорий.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки