Читаем Языковая структура полностью

Подобного рода понимание типологии языков естественно вызывает в нас определенно отрицательную реакцию и чувство некоторого разочарования; а такая реакция и такое чувство способны даже поколебать всякую уверенность в пользе и необходимости такой типологии. То, что тип есть нечто общее, известно и без всякой теории. То, что это общее можно получить в одних случаях дедуктивно из чего-нибудь более общего, а в других случаях индуктивно из чего-нибудь менее общего, равно как и возможность комбинирования разных признаков для получения разных общностей, слишком уж элементарно для того, чтобы стать какой-нибудь специально лингвистической теорией.

Впрочем, не нужно чересчур строго относиться к этим исканиям в области молодой науки – структуральной типологии, как бы они ни были в логическом смысле мало совершенны. Эти поиски, повторяем, свидетельствуют о росте науки и нисколько не об ее упадке. Кроме того, совмещение индукции и дедукции в одном логически безупречном методе является делом трудным; и наличие здесь колебаний то в одну, то в другую сторону, равно как и совмещение примитивных некритических подходов с весьма замысловатой и часто даже весьма глубокой методологией не только вполне естественно, но даже и вполне неизбежно, вполне прогрессивно.

Следует указать на то, что у наших структуралистов зародилась новая идея понимания лингвистической общности. Стали искать в науке такие «конструкты», которые бы ярко выражали собою цельность, состоящую из элементов, но ни в каком смысле не сводимую на эти элементы и являющуюся принципом организации этих элементов. Это – 4) конструктивная теория или теория конструктов. Таким понятием является в математике понятие множества, характеризуемого, вопреки своему условному и неправильному обозначению, не как множество, но именно как единство элементов. А элементы эти мыслятся здесь в той или другой мере упорядоченными, что и обеспечивает для множества быть именно единообразной цельностью. Если чего не хватает в этой теории, то именно момента упорядоченности. В связи с этим вполне закономерно появление 5) теоретико-множественного понимания структуры и модели, а следовательно, и типа.

С первого взгляда такая теория, казалось бы, вполне удовлетворяет своему назначению. Вслед все за тем же Ф. де Соссюром, а отчасти, может быть, за Р. Якобсоном, еще Н.С. Трубецкой определял фонему как член смыслоразличительной оппозиции[48]. Остается не совсем ясным, какое место занимает здесь оппозиция[49]. Но ясно то, что фонема есть такой звук, который четко отличается от всякого другого звука и находится в системном отношении со всеми другими звуками. Системность характерна и для фонемы, взятой сама по себе. Тут мы находим зародыши даже того, что у нас называется диалектикой, т.е. учение об единстве противоположностей, и для чего у структуралистов тоже имеются вполне определенные, хотя пока ими еще не разработанные установки.

Между прочим, фонологи недаром хватаются за принцип дихотомии, который особенно нуждается в анализе в связи с работами Р. Якобсона и М. Халле. Само проведение этого принципа чрезвычайно условно, запутанно и местами даже неверно в указанных выше американских работах[50]. Тем не менее самый принцип дихотомии все же является попыткой, правда, совершенно беспомощной, мыслить фонологию диалектически. Точнее говоря, этот принцип дихотомии есть беспомощное выражение закона отрицания отрицания: А не есть не-А. Этим, вероятно, и объясняется то, какие внутренние причины заставляют фонологов хвататься за дихотомию. Им все же хочется найти какой-нибудь глубинный фундаментально-логический метод для своей науки. И, не доходя до диалектики, они в своей дихотомии все же как-то бессознательно грезят о ней. Однако оставим дихотомию в стороне и сделаем из нее только тот вывод, что диалектический принцип единства противоположностей все еще ждет своего применения в лингвистике, и в частности, в структуральной типологии.

Вся эта диалектика и связанная с ней антиномика прекрасно представлена в математической теории множеств. Здесь остро осознано, например, единство целого и частей целого, как единство противоположностей, равно как и противоположность элемента целого и части целого или как необходимость представления части бесконечного множества в качестве эквивалентной всему бесконечному множеству и т.д. Правда, и в философии самой математики эта диалектическая система категорий еще весьма далека от логической завершенности. Еще дальше от этого оказались лингвисты, ставшие на почву теоретико-множественной методологии. Но наши структуралисты поняли этот теоретико-множественный анализ языка чрезвычайно абстрактно и до сих пор в этой области не дали ощутимых исследовательских результатов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки