Язык птиц

Так приходит на память мне быль моей доли —
Времена малолетства, учение в школе.

Заморенные дети с измученным взглядом
Там твердили уроки заученным ладом.

Их совсем изнуряли и тяжкий урок
И тверженье Корана заученных строк.

И учитель, желая проверить их навык,
Заставлял их стихи повторять без поправок.

3480 Там читали и прозу и строки дастана,
Тот начнет «Гулистан», этот — притчи «Бустана».[257]

А во мне страсть жила — всех желаний сильней:
«Речи птиц» были милы природе моей.[258]

Было впрок моей детской душе повторенье,
И познал я пленительность этого чтенья.

И душа моя с теми речами дружила,
И к другим сочиненьям не ведала пыла.

Те рассказы читать стал обычай мне люб,
Был таинственный строй речи птичьей мне люб.

3485 Было этим словам существо мое радо,
И хотел я постичь, в чем их смысл и отрада.

И росла та услада во мне без предела,
А сказать о ней — речь моя словно немела.

И приспела на помощь ко мне благодать,
И пленила все думы мои та тетрадь.

Я чуждался людей, моим тихим досугам
Стала книга единственным преданным другом.

И беседы людской выраженья и звуки
Моему существу были горестней муки.

3490 Одолела любовью та сила меня,
Эта страсть до конца поглотила меня.

И сказал я: «Открыть бы мне дверь отрешенья
И бежать от людей, что чужды разуменья!»

Крик пошел меж детей, и встревожились все там,
И родители тоже узнали об этом.

Страх объял их: «Невежда, влекомый к беспутью!
Все слова — что огонь, только сыр еще сутью!

Как бы хвори безумия с ним не случилось!
Вдруг судьба отведет от него свою милость!»

3495 И той книги меня без пощады лишили,
Мое сердце любимой услады лишили.

«Речи птиц» запретили мне знать с этих пор,
И запретен был даже о них разговор.

И минула времен многодневная свита,
И пристрастье мое уже было забыто.

Но хранилась тех слов в моей памяти тайна,
И без устали я повторял их потайно. .

Я не мог речь иную постичь и слова,
Другом сердца мне были лишь птичьй слова.

3500 Знамя тюркских стихов я подъял над собою,
Повеленьем страну покорил я без боя![259]

Пять сокровищ бесценных, диванов — четыре
Довелось мне безбедно создать в этом мире.[260]

Если стал бы писать мои строки писец,
Он сто тысяч двустиший бы счел под конец.

И стихи создавал я, и создал немало,
Но мечта неотступно меня занимала:

Дал бы бог сей заветной тетради подмогу,
Чтобы к ней пересказ мне создать понемногу.[261]

3505 Но слова были трудны, я немощен был,
И перу не умел я дать скорость и пыл.

И увидел я вдруг: жизнь бежит миг от мига,
Я умру, и не будет написана книга.

И заветную мысль в мир иной унесу я,
И развеется жар моих помыслов всуе.

Этих помыслов пыл я всем сердцем берег,
Но свершению их свой назначен был срок.

И когда мне уже шестьдесят подступало,
Птичьей речи пером положил я начало.[262]

3510 К духу шейха припал я с мольбой о подмоге,
И, услышав, он внял просьбе той о подмоге.[263]

Он в ночных моих бденьях был другом моим,
Вдохновения пыл мне дарован был им.

Бег пера направлял я в ночи, средь затиший,
В ночь слагал пятьдесят или сорок двустиший.

А когда не писал — я не ведал покоя,
Но не собственной волею двигал перо я. .

Духом шейха была мне подмога дана,
В малый срок все сумел завершить я сполна.

3515 Но слова были трудны, а смысла в них мало, .
И укорами совесть меня изнуряла.

И от шейха мне помощь благая приспела: '
Бесталанный, свершил я желанное дело!

Так искатель жемчужин средь мук и невзгод,
Дружен с морем, в бездонных глубинах плывет.[264]

Если жемчуг добыть и не будет удачи,
Он хоть прутьев добудет — в них нет недостачи.

А подсушит их — глядь, и дровишек добудет, —
Все — хоть свет, если жара да дыма не будет!

3520 Не пришлось мне в том море жемчужин достать,
Только прутьев добыл я — и то благодать!

Что ж поделать — то было мне данною долей,
Я в недоле спознался с желанною долей!

Людям мира ведь дал сам поэт достославный
Блага недр и морей своей волей державной.[265]

Сделать больше него — мне совсем не под стать, —
Мне довольно и щедрость его описать!

И хотелось бы мне, чтобы в сердце любого
Жарким пламенем вспыхнуло каждое слово.

3525 Да прозрит он дыхание шейха в том ладе,
Да найдет он свершенье желанной усладе!

А придется ему и меня помянуть —
Пусть не ищет в едином двоякую суть! [266]