Повзрослев, я смог внутренне ощутить, как нелегко им обоим жилось. Мой отец каждый божий день трудился в сфере продаж, чтобы досадить родителям, которые, как ему казалось, его осуждали. Мама же несла на своих плечах всю тяжесть этого мира как помощник юриста, председатель родительского комитета и доверенное лицо моего дедушки. Со временем мое видение ситуации расширилось. Я стал задаваться вопросом: а могли ли они вообще удовлетворить мои детские желания, даже если бы не было непониманий и трудностей? Что, если просто в силу юного возраста я в любом случае считал их не такими, как хотелось бы? Не то чтобы они как-то изменились – нет. Но время, как известно, лечит, и постепенно у меня получилось преодолеть зацикленность на собственном опыте и проникнуться их переживаниями.
В конце концов пришло осознание, почему два таких умных человека не могли понять то, что для меня было очевидно. Ответ прост: я видел все со стороны. У меня было ясное и открытое восприятие, необремененное стрессами и тяготами, которые они проживали ежедневно.
Я осознал это за пять лет до смерти отца. Однажды в моей голове громко и ясно прозвучало: «
– Мама, папа, мне так жаль. Вы сделали все, что могли, и этого более чем достаточно. Моя невероятную жизнь, полная любви и поддержки, это ваш подарок – и неважно, как именно я воспринимал все своим чувствительным телом. Пожалуйста, простите меня за то, что осуждал вас. Пусть ближайшие несколько лет будут лучшими в наших отношениях.
С этого судьбоносного момента я стал относиться к своим родителям с гораздо большим пониманием, хотя они совсем не изменились, и даже сказал им те слова, которые произнес тогда в душе. Увидев в их глазах восхищение моей благодарностью за свое совершенно несовершенное детство, я почувствовал истинное экзистенциальное освобождение. Пусть мое детство и было нелегким для такого эмпатичного и чувствительного человека вроде меня, оно было именно таким, какое было мне необходимо, чтобы исцелиться и предложить это исцеление другим людям.
Они обняли меня и сказали:
– Нам не за что тебя прощать, Мэттью. Это ты нас прости.
В этот момент я почувствовал, как в нас высвободилась глубоко укоренившаяся семейная поведенческая модель взаимоотношений, основанная на стыде и вине. Это был прекрасный момент победы. Наши души, одетые в человеческие тела, завершили то, через что намеревались пройти вместе. В тот момент мы с мамой и папой словно сняли маски своих личностей, чтобы поздравить друг друга – вселенских попутчиков, дошедших до этапа совместной трансформации.
Как и сказал мне внутренний голос, через несколько лет у обоих моих родителей неуклонно начало ухудшаться здоровье. Папа быстро угасал. В один день он плохо себя почувствовал, и будто уже на следующий умирал от рака в доме моего детства, цепляясь за каждый вдох. В тот момент болезнь мамы, ревматоидный артрит и синдром Рейно отняли у нее возможность шевелить кистями и ходить без посторонней помощи. Для той, кому всегда все нужно было держать под контролем, это было просто мучительно. Она сидела в инвалидной коляске рядом с моим отцом и даже не могла протянуть руку, чтобы прикоснуться к нему перед смертью. Мы положили ее ладонь на его, чтобы она могла быть рядом в последние минуты его жизни.
– Я люблю тебя, Херб, – рыдала она у постели единственного мужчины, которого любила в жизни. – Прости за всю боль, которую я тебе причинила. Ты был самым лучшим мужем и отцом. Мне будет тебя не хватать.
Я погладил маму по спине и почувствовал мучительную боль ее разбитого сердца, когда слетела маска ее эго. В детстве я мечтал о том дне, когда мои родители осознают всю серьезность своих недостатков, и вот он настал. Был ли это долгожданный момент искупления? Точно нет. Наблюдая за тем, как контролирующее поведение матери превращалось в пыль, пока она сидела рядом с умирающим мужем и чувствовала себя бесконечно далекой от него из-за невозможности управлять своим телом, мое сердце разбилось вслед за ее.
Я стал свидетелем того, как схлопнулась мамина привычка к власти, и из-за стены гнева и сарказма выглянул ее беспомощный внутренний ребенок. Это потрясло меня до глубины души и изменило к лучшему. В тот момент мне стало ясно, что значит прощать. Увидев воочию, сколько боли причинили маме ее травмы, я понял, что и она была жертвой в собственной жизни. Она не противостояла мне, моей сестре или отцу, и отец не противостоял мне, сестре или маме. Мы все были на одной стороне, и каждый пострадал от последствий непрожитой боли, ради исцеления которой мы пришли на Землю.