Язык его пропавшей жены

— А где бы вы хотели? Выбирайте сами, — не стал возражать Матвей Яковлевич.

— На воздухе нельзя?

— Там вы громко кричать станете. Хитрюга какой. Люди сбегутся. Нет, не подходит. Этот вариант отпадает. Давайте, предлагайте другой. Всего у вас три попытки.

Толбуев старательно задумался, оглядываясь кругом.

— Рожай быстрее, — поторопил его Починок.

— Сейчас, не спеши. Дело серьезное и ответственное, — откликнулся Велемир Радомирович. — Это тебе не стакан опрокинуть. Тут — вечность. А если наверху колокольни?

— Ага, а ты вдруг вырвешься, да в колокол начнешь бить? — засмеялся Черемисинов. — И опять народ проснется, сбежится.

— Вот ведь какой вы привередливый, — заметил Ферапонтов. — Чем вам алтарь-то плох? И Авраам своего сына на алтаре резал. А чем вы лучше Иакова?

— А вы, стало быть, себя под Авраамом чистите?

— Да какая разница? Я рыбу люблю чистить, — зевнул Матвей Яковлевич. — Что-то спать, и вправду, захотелось. Пора уже. Давайте третий вариант, и на этом покончим.

Марфа Посадница уже стояла позади Толбуева и держала на отлете колун. Велемир Радомирович чуть подвинулся, чтобы боковым зрением следить за ее движениями. Еще махнет сдуру, без приказа. С нее станется. Тут, похоже, все сумасшедшие без тормозов. Каков их поп, таков и приход.

— Ну, выбрали наконец место? — нетерпеливо спросил Ферапонтов.

— Выбрал, — ответил Велемир Радомирович, призывая на помощь все свое нейролингвистическое мастерство и небесные силы.

— В трапезной? — попробовал угадать главный язычник Юрьевца.

— Мимо, — почти радостно отозвался Толбуев. — А я вам тоже три попытки даю. Так будет справедливо.

— А если я с трех раз не угадаю? — включился в игру Ферапонтов.

— Тогда… вы меня все равно в мелкую капусту порубите и на пирожки пустите. Но вам же наверняка обидно будет, что проиграли?

— Конечно. Я еще никому не уступал. Тогда дайте подумать.

Матвей Яковлевич что-то прикидывал, оглядывая пространство храма. Потом наконец осторожно произнес:

— В купели?

— Опять в «молоко».

— Да вы это нарочно! — возмутился старик. — Что бы я ни сказал, всегда будет мимо цели.

— А я вот напишу лобное место на бумажке и в кармане спрячу. А вы потом проверите.

— Ну, хорошо, это честно. Валяйте, пишите.

Велемир Радомирович, отодвинувшись еще подальше от страшной Марфы Посадницы, сел на скамеечку. Так, по крайней мере, у него были защищены спина и затылок. Вырвал из блокнота листок и черканул всего одно слово.

— Теперь можно, — сказал он. — Но перед тем, как вы проиграете, поскольку ни за что не отгадаете, даю вам еще одно тренировочное задание. Шараду.

— Какое еще? — насупился Ферапонтов. — Здесь я шарады раздаю.

— Да это пустяки, она вам просто поможет в отгадке. Видите, я же за вас беспокоюсь, даже подыгрываю. А потому что добрый и заранее все прощаю.

— Ну, ладно, — кивнул Матвей Яковлевич, а Починок не сдержавшись, выкрикнул:

— Да что с ним валандаться! Бей, Марфа, обухом, и вся недолга!

— Это он нарочно время тянет, — поддержал эпилептика Черемисинов. — Он же вас, Матвей Яковлевич, за нос водит.

— Никто меня за нос не водит, — оскорбился язычник. — Нет еще такого человека, которому это бы удавалось. Хотел бы я на него поглядеть.

— Конечно, нет, — согласился Велемир Радомирович. — Ты что, Черемиска, белены объелся, старших обижаешь? Совсем страх потерял? Впрочем, ты тоже можешь включиться в эту угадайку. Все могут. Кроме палача. Она обет молчания дала.

Ферапонтов обдумывал некоторое время предложение нейролингвиста, потом вынес свой вердикт:

— Ну, давай поиграем в угадайку. Времени до утра у нас еще много. Не надейся только меня провести. Я все равно умнее.

— Кто бы сомневался!

У Толбуева оставалась одна последняя надежда на Гаршина и Ивана. Но тут вдруг очнулась белая вдова.

— Не верь Велесу, он обманет, — медленно, заторможенным голосом проговорила она. Как медиум на спиритическом сеансе. — Веля мне всегда лгал. Он гадкий. Убей его сразу.

Но еще неожиданнее прозвучали звуки, изданные Марфой Посадницей, в которых с большим трудом можно было различить фразу:

— Долго мне еще тут с топором стоять?

— Цыть вы, обе! — прикрикнул на них Ферапонтов.

А Велемир Радомирович с неподдельным удивлением произнес:

— Надо же! Разговаривает. А я думал, вы ей язык откусили. А обет как же?

— Обедать будем без тебя! — заверещал Черемисинов. — Тобой! Матвей Яковлевич! Умоляю вас! Не играйте вы на его поле! Он же нейролингвист. Специально нас тут всех заморачивает.

— И ты заткнись! — заорал на него Ферапонтов. — Никуда он уже не денется. Двери заперты. На дворе ночь. Нас пятеро. Что такого может произойти, чтобы ему выкарабкаться? Землетрясение?

— А друзья его? — хмуро спросил эпилептик.

— Так спят же. Знаю я этих москвичей. Живут без забот, без руля и ветрил. У них сон крепкий. А потому что совесть и стыд отсутствуют. Одни грехи тяжкие, они и тянут на дно. В бессознательное состояние духа.