Язык его пропавшей жены

— Ее нет. Это просто один из нейролингвистических приемов. Называется: «Уловка № 34». Есть и другие. Суть ее в том, что надо увлечь тем, чего нет, предложить объяснить то, чему нет и не может быть никакого объяснения. А за одним увлечением тут же последует другое, еще более увлекательное. Это как матрешка в матрешке. Только конца не имеет. Я бы вас еще долго заставил мучиться.

— Вот как…

— Иди-иди, старик! — подтолкнул его в спину полицейский.

Велемир Радомирович задумался, с сожалением глядя ему вслед. Мысленно прощаясь навсегда. Потом повернулся к Гаршину:

— Как вам удалось открыть дверь?

— А отмычка на что? Я ее всегда с собой ношу. Еще с тех пор, когда работал в Главной прокуратуре. Мало ли куда потребуется войти без приглашения. А хочется невтерпеж.

— И записку на столе тоже он обнаружил, — добавил Иван. — Не спалось, вот и решил к вам зайти, поболтать.

— И знаешь, что я тебе скажу, Веля? — продолжил Марк.

— Вот только не называй меня так. Сколько раз просить!

— Ну, хорошо, Велемир. Я ведь не спал потому, что все время думал об этих словах Ферапонтова. И, кажется, сообразил, в чем там корень. Икона спрятана на кладбище. Вот и пришел к тебе в номер, чтобы порадовать. А потом понял, что ты снова как всегда попал в беду. По собственной глупости.

— Ты меня другим порадовал. Что сюда пришел. А об иконе на кладбище я вперед тебя догадался. Вот и в школе всегда опережал. Она в фамильном склепе Ферапонтова. Он сам признался. Надеялся, что я уже ни о чем не расскажу.

Они стояли возле церкви и смотрели, как задержанных грузят в спецмашину.

— Куда их теперь? — спросил Толбуев.

— В Управление, — ответил Гаршин. — Пока оформят, отпечатки снимут, пройдет какое-то время. Я туда позже подъеду, когда допросы пойдут. Думаю, дело будет интересным. Громким. Тебе тоже надо будет явиться в Управление. Вместе и поедем. Да, капитан? — обратился он к человеку в штатском. Тот кивнул головой:

— Часика через два ждем, Марк Иванович. Я за вами к гостинице машину пришлю.

— Только прошу вас об одном, — задержал его на минутку Велемир Радомирович. — Не давите на них. Особенно побережнее с Ферапонтовым. Ему и так мало осталось. И много досталось. А он все-таки человек редкий.

— Реже не бывает, — согласился капитан. — Я сам у него учился и знаю. Все будет по закону, не сомневайтесь.

Спецзак в сопровождении полицейских «Жигулей» отъехали, а Гаршин произнес, посмотрев на своего друга:

— А икону из склепа мы завтра вынем. Вместе со специалистами. Вернее, уже сегодня. Скоро утро. Никуда она теперь от нас не исчезнет.

— Не от нас, — поправил его Велемир. — От Юрьевца и всей России.

…К полудню это знаменательное событие и случилось. Следует отметить, что оно не было тайным: информация о нем еще раньше каким-то образом первым делом просочилась в прессу, а уж мэрия была поставлена в известность полицией. А слухи в мгновение ока расползлись по городу. И хотя кладбище было оцеплено, но народ просачивался к фамильному склепу Ферапонтовых, как песок сквозь сито. Таким образом, уже к вечеру вышли местные газеты с подробным, но не всегда достоверным описанием этого действа.

Одни писали, что вся заслуга в обретении Иерусалимской иконы всецело принадлежит директору школы Матвею Яковлевичу Ферапонтову, чья бабушка Прасковья Ильинична с риском для жизни уберегла ее от поругания в большевистское ненастье, а он охранял святыню до сего дня, как часовой на посту. Другие намекали на какие-то высшие метафизические силы, подвигнувшие к чудесному обретению иконы. Ну а «желтая пресса» и вовсе занималась привычным ерничеством и зубоскальством. И нигде ни разу не было упомянуто имя Толбуева или Гаршина.

О задержании Ферапонтова и других также ходили разные слухи. Многие недоумевали и негодовали. За что? Видели в нем жертву обстоятельств, ошибку правосудия, происки врагов, а то и жидомасонов. Его любили в Юрьевце. Он пользовался огромной популярностью. Вечером перед Управлением полиции даже собралась значительная толпа народа, требующая его освобождения. С плакатами и гневными выкриками. Того и гляди двинутся на штурм и самочинно вызволят узника совести.

Мэр города и начальник полиции не знали что делать. К тому же ему нечего было инкриминировать в юридическом плане. Покушение на убийство? Так Толбуев от своих первоначальных показаний отказался, заявив, что все это было игрой, розыгрышем, правда, не слишком веселым. Черемисинов твердил, что оказался в церкви случайно и вообще не понимал, что там происходило в ночные часы. Починок «включил дурочку». Марфа Посадница просто молчала, прикидываясь немой. Ну а с белой вдовы и вовсе что взять? И только сам Ферапонтов говорил много, но совершенно не по делу: в основном о язычестве. Но эта тема полицию абсолютно не интересовала.