Явка в Копенгагене: Записки нелегала

«Почему они так заспешили?»— подумал я. По­дошел лифт. Спустившись вниз, я вышел на ярко ос­вещенную полуденным солнцем оживленную авениду Корриентес. Было время ленча. Недавних посетителей нигде не было видно. Может быть, зашли в кафе? Или в соседний подъезд? В их движениях я отметил некоторую суетливость. Может быть, мне так пока­залось? Скорей всего показалось. А почему Норберто пожал плечами? Ведь он тоже отметил необычность их поведения. А у него огромный опыт ведения пе­реговоров. Неужели что-то не так? У входа в кафе стоял высокий сутулый мулат. Скользнув по мне без­различным взглядом, он стал смотреть куда-то по ту сторону авениды. (В ночь ареста он будет стоять за моей спиной во время первого допроса.) Взгро­моздясь на стульчик у стойки бара, я не спеша выпил чашечку черного кофе, исподволь разглядывая посе­тителей кафе. Тех двоих здесь не было. (Но мои по­дозрения подтвердятся через несколько часов: те двое были сотрудниками контрразведки из группы захвата, и визит их был не чем иным, как визуальным кон­тактом с объектом перед арестом.) Я вышел на улицу. Мулат, стоявший у входа, исчез. «Мало ли что может померещиться?— думал я.— Не шарахаться же от каждой тени? Если что-то есть, то это где-то про­явится. Ведь аресту всегда предшествует длительная разработка. Однако осторожность никогда не поме­шает. Посмотрим, будет ли «хвост» за машиной».

Поднявшись в офис я взял пишущую машинку, сказав Норберто, что перед отъездом мне нужно пора­ботать дома, и отправился по Корриентес до Нуэве- дэ-Хулио, где в конце авениды под сенью деревьев на платной стоянке стоял наш зеленовато-серый «Пежо- 404». Сел в машину. Запустил мотор. С Нуэве-дэ- Хулио свернул на Ривадавию, затем через железнодо­рожный переезд — на авениду Сан-Мартин, через Фе­дерико Лакросе— в Белграно, оттуда— в Палермо, выехал на Коетанеру Норте (набережная Рио-де-ля- Плата) и лишь затем домой в Оливос. Похоже, что слежки все же не было. По пути я миновал несколько «игольных ушек», которых у меня было предостаточ­но, и при наличии наружки я бы ее непременно засек. Если, конечно, они не установили «маячок» на маши­ну, что позволяет вести на расстоянии.

«Веста» была дома с детьми. Старшая недавно переболела ветрянкой, ее лицо все еще было в красных пятнах. После обеда немного постучал на машинке. Составил несколько деловых писем в Мексику, Колум­бию и Венесуэлу. Стал собирать чемодан для поездки в Чили. Там, в Чили, готовились к выборам Саль­вадоре Альенде, и Центр направлял меня с заданием, суть которого мне будет изложена на явке в Сантьяго. (Но явка не состоится, о характере задания мне не суждено будет узнать никогда.) «Веста» собирала на стол, готовясь к ужину. Младшая дочь уже спала, старшая смотрела по телевизору мультики. Вечер. Мы только что приняли радиограмму из Центра, и сразу после ужина собирались ее расшифровать. Я направил­ся было в ванную, когда с улицы по домофону позво­нили. Я поднял трубку. Мужской голос. Спрашивают Гонсалеса. Я ответил, что никакого Гонсалеса здесь нет. Там, на улице, дали отбой.

—   Что это еще за Гонсалес?— спросила «Вес­та».— Разве у нас в доме есть такой?

—   Может, кто из новых жильцов,— ответил я и вышел на балкон. С высоты пятого этажа была видна часть слабо освещенной улицы, на которой, как обычно, стояло несколько машин. По пустынной узкой улице медленно двигался полицейский джип: рядом — резиденция президента страны, и полицейский патруль явление обычное. Ничего подозрительного.

—   Ну, пошел мыться,— сказал я «Весте».— Через десять минут буду готов.

Я заканчивал принимать душ, когда в коридоре послышался какой-то неясный шум и сдавленный воз­глас. Занавеска в ванной резко отдернулась в сторону, и в глаза холодно уставился черный зрачок револь­вера. Из-за шума воды я не слышал, как в квартиру ворвалась группа захвата.

—   Руки за голову! — скомандовал молодой, бело­брысый, верткий, небольшого роста парень, держа­вший меня на прицеле. За его спиной коридор был забит вооруженными людьми в штатском, среди них был один полицейский в форме, с автоматом «узи». Все они, вытянув шеи, лицезрели мою обнаженную фигуру, по которой все еще стекали струи воды. Пере­бросив револьвер в левую руку, белобрысый своей пра­вой рукой перекрыл воду.

«38-й калибр — излюбленное оружие полицейских, действует безотказно,— машинально мелькнула мысль.— За кого же они меня принимают? Что это? Провал? А что же еще? Случайность исключается?»

—   Не вздумай шутить! Стреляю без предупрежде­ния!— продолжал белобрысый хриплым голосом.— Пошли! — Он был в бежевой рубашке без галстука, в сером пиджаке нараспашку.

—    Куда пошли? Не видишь, я весь мокрый!

—   Лицом к стене! — приказал он. Я повернулся. Быстрыми резкими движениями он стал вытирать мне спину полотенцем. Из коридора крикнули:

—    Быстрей!

—   Вытирайся сам, да поскорей! — приказал бело­брысый, бросая полотенце мне на плечо.

Я стал молча, не спеша вытираться. Мне некуда было спешить. Белобрысый поторапливал меня дулом револьвера под лопатку:

—    Поторапливайся! Видишь, начальству некогда!