Яцхен

Только там меня и любили – в школе у меня друзей никогда не было, девчонки презрительно фыркали, когда я пытался за кем-то ухаживать, а учителя постоянно снижали мне оценки – одним своим видом я портил школьную фотографию. Когда меня принимали в пионеры, тот, кто завязывал на мне галстук, на всякий случай надел перчатки.

Дело было не только в уродстве – я у всех вызывал какое-то подсознательное отвращение…

Первоначально я не собирался идти на флот. Идея морского училища возникла только в шестнадцать лет, когда я вернулся домой из пионерского лагеря (там меня тоже никто не любил) и обнаружил нечто настолько ужасное, что теперь я пожалел, что это тоже вспыло из глубин памяти вместе с остальным. Когда я открыл дверь своим ключом, то сначала упал в обморок, а потом, когда приехала милиция, очень долго не мог поверить, что это действительно произошло. Дело в том, что я в один день стал сиротой.

Отец… мать… брат… сестры… Всех их убили, причем убили с поразительной жестокостью, расчленив трупы, отрезав головы… по-моему, какая-то часть была даже съедена. Милиция тоже долго была в шоке. Неизвестного маньяка искали очень долго, но так и не нашли. Признаться, вначале я и сам попал под подозрение, но у меня оказалось безупречное алиби – смерть всех шестерых наступила тогда, когда я был за двести пятьдесят километров от дома, на глазах у целой толпы пионеров и вожатых.

Тогда я долго гадал, кто мог такое сделать. Сейчас… сейчас я по-прежнему не знаю, кто это сделал, но зато вижу, кто это мог сделать.

Я сам. Я теперешний – с шестью руками и ядовитым хвостом. Бойня, учиненная в нашей квартире, как две капли воды походила на то, что обычно оставалось после драк с моим участием. Если бы я не был единственным яцхеном на всем белом свете, то поклялся бы, что именно яцхен там и поработал.

Потом я закончил училище и поступил на военный флот. Там меня тоже все сторонились, командование меня не любило, и по служебной лестнице я поднимался ужасно медленно – за десять лет службы так и не вскарабкался выше младшего лейтенанта.

Возможно, к сорока годам мне все-таки дали бы старшего…

Последние три-четыре года моей жизни стали еще более мучительными, чем все, что было раньше. Прибавились постоянные головные боли, лунатизм и временные выпадения памяти. То самое, о чем писали в «деле о ЯЦХЕНе № 5». Доктора ничего не могли поделать – я продолжал ходить во сне и то и дело ощущать себя не Олегом Бритвой, а кем-то совершенно другим.

Глядя на других людей, я все чаще ловил себя на мысли, что мне хочется убивать. Убивать, убивать и убивать… Жестоко и мучительно. Я держался – воля у меня всегда был железная, и держать себя в руках я умел, но с каждым годом это становилось все труднее и труднее. Я медленно, но верно превращался в такого же маньяка, как Палач…

Любому другому уже перечисленных странностей вполне хватило бы, но только не мне! Было в моей жизни и еще кое-что, в чем я не признавался никому, даже докторам. И был это все тот же неугомонный Серый Плащ! Всю предыдущую жизнь он преследовал меня точно так же, как и теперь – не проходило и месяца, чтобы он не объявлялся где-нибудь поблизости. Его никогда никто не видел, кроме меня, а он не интересовался ничем, кроме опять же меня.

Теперь я вспомнил даже, как он появился в самый первый раз. Еще в роддоме. Акушерка держала меня на руках и с тревогой смотрела на мою мать, покрытую липкой испариной, – роды были очень тяжелыми, и врачи боялись, что она не выживет. Но Серый Плащ, невидимый никем, кроме меня, подошел к ней, что-то сделал, и она задышала ровно и спокойно. Тогда никто не обратил на это внимания – все решили, что у женщины просто оказался сильный организм.

Он появлялся и потом. И точно так же, как и сейчас, время от времени устраивал мне мелкие пакости.

Когда мне был всего год, он однажды целые сутки морил меня голодом – отнимал бутылочку с молоком, выливал ее в окно и возвращал мне пустую. И так раз десять.

В четыре года он разбил дорогую вазу в тот момент, когда рядом был только я. Мне всыпали.

В семь лет он опрокинул меня в грязную лужу как раз в день первого сентября, когда я в совершенно новеньком костюме и с букетом тюльпанов шел в первый раз в первый класс. В классе я, разумеется, опозорился.

В десять лет он разбил большое школьное окно, опять-таки свалив все на меня… да что перечислять! Он словно бы задался целью причинить мне как можно больше неприятностей.

Но вредил он одному только мне. Случай, когда он вылечил мою мать, опять-таки был не единичным – он неоднократно помогал и другим людям, волей случая оказавшимся поблизости от меня.

Кирюхину, нашему боцману, он однажды спас жизнь, когда тот по пьяни грохнулся за борт. Его неизбежно разорвало бы винтом, но Серый Плащ вытащил Кирюхина за шкирку. Этого не видел никто, кроме меня, а сам боцман потом решил, что ему все показалось спьяну.

Бабушку Лену, нашу соседку, Серый Плащ вытолкнул прямо из-под разогнавшегося трамвая – старушка была глуховата и не слышала сигналов водителя.