Ястреб халифа

«И сделалось для меня достоверно, что Ахмад ибн Фатх обнажил голову, и показал лицо, и сбросил повод, и открыл свои черты, и засучил рукава, и направился в сторону страсти. И стал он предметом рассказа сказочников, и сообщали о нем вестовщики, и передавали молву о нем по странам, и потекла повесть его по земле, неся с собой удивление, и не достиг Ахмад этим ничего, кроме снятия покрова, и разглашения тайны, и распространения дурной молвы».

– Что это? – тихо спросила Айша, пытаясь унять дрожь в руках.

– Предостережение Исхака ибн Худайра, – тихо ответил Тарег, забрал записку и поднес ее к огоньку свечи.

Тонкая полоска бумаги мгновенно вспыхнула и прогорела в серую невесомую ленточку, на которой еще можно было различить узорные строчки ашшаритской вязи. Нерегиль разжал пальцы, и она рассыпалась легчайшими хлопьями пепла.

– Цитата из главы «О разглашении», рассказ о нескромности любящего, – пробормотала Айша.

– Я ответил строчками из главы «О доносчике», – усмехнулся Тарег. – «Берегитесь убивающего троих: доносящего, того, кому доносят, и того, о ком доносят».

– Это слова Благословенного, о хабиби, – отозвалась Айша. – Очень известный хадис.

Тарег лишь дернул плечом.

– Может, тебе взять наложницу? А лучше двух… Это бы вызвало пересуды и надолго отвлекло всех, – задумчиво проговорила она. – Говорят, в дом Бараката аль-Фариса привезли несколько юных сумеречниц из Айютайа…

Нерегиль оказался у дверей в одно мгновение. Айша успела метнуться и повиснуть на его запястье:

– Прости, прости меня глупую… Нет! Не уходи, прости меня, ну, пожалуйста, прости…

Скрипнув зубами, Тарег вернулся на ковер, расстеленный перед глядящим в головокружительную глубину нижних садов мирадором. Айша принялась целовать ему пальцы и запястье, другой рукой пытаясь распутать тугой узел на поясе. Но он все злился, забирал руки, отталкивал ее ладони и шипел:

– А ты заведи себе евнуха поогромнее, это тоже вызовет пересуды, вся столица об этом будет говорить, и ибн Худайра это вполне устроит, правда?..

– Ну прости же, хабиби, ну у нас все не так, как у вас, ну я же знаю, что ты любишь только меня, и буду знать это, а наложница – она ведь… Ай, нет! Нет!

Айша проволоклась за ним несколько шагов, всем телом оттягивая кисть руки. Но Тарегу кинтар с небольшим ее веса были как перышко – нерегиль поднимал Айшу одной рукой и сажал на плечо безо всяких усилий.

– Не пущу, не пущу, не пущу! Ну не злись же, пожалуйста! Я не виновата, что у нас все не так, как у вас!

– А у меня все так, как есть, и никак иначе! – рычал он в ответ, стряхивая ее цепляющиеся руки.

Айша хватала его за пальцы, за запястья, а он снова выдергивал их и отбивался, шипя и ругаясь:

– Если ты еще раз, еще хотя бы раз предложишь мне эту мерзость, я никогда, слышишь, никогда больше ни ногой, никогда к тебе не приду больше! Понятно – нет?!..

– Тихо-тихо-тихо, не кричи, понятно, мне все понятно, ну все, ну не злись, прости меня, я сглупила, сглупила, все, больше не буду, о хабиби, какой же ты у меня свирепый…

Айше снова удалось затащить его обратно на ковер, и снова она принялась покусывать ему кончики пальцев, и нащупывать пуговицы высокого ворота, и наконец он позволил поцеловать себя в угол рта, а потом в нижнюю губу, и ей удалось заполучить его правую ладонь под ворот платья, и та стала мягко сползать вниз, к груди, к ждущему напряженному соску…

– …сколько же у вас пуговиц на этой фараджийе, – мурлыкала она, трудолюбиво расстегивая их уже над самым поясом.

А пальцы оскальзывались и не справлялись с мелкими петлями, потому что он запустил левую руку в ее волосы на затылке и перебирал там, надавливая то за ухом, то у основания шеи, заставляя откидывать голову и постанывать…

– Поцелуй меня, пожалуйста…

– Тогда я не уйду раньше полудня, – наклонившись к ее лицу и ласково лизнув в мочку уха, отозвался Тарег. – А должен уйти утром…

– Ну совсем чуть-чуть, несильно поцелуй…

– Когда вернусь из Хорасана, вот тогда… тогда…

Длинная складчатая лента пояса наконец-то размоталась и улетела в сторону, и Айша принялась нетерпеливо сдирать ему с плеч белый шелк парадного платья. А нерегиль не выдержал, схватил ее за щеки – и жадно прижался губами к ее рту. От ослепительного огня под веками Айша застонала, захлопала руками, как крыльями, – и бессильно повалилась на спину, утягивая его вместе с собой.

6. Ветер гнева

Харат, лето того же года

С вершины Факельной башни открывался прекрасный вид на неприступные укрепления цитадели: на юг смотрела пузатая, как стенка чайника, высоченная стена верхних дворов. В прямоугольных проемах между громадными зубцами кишели воины, остроконечные шлемы и синяя шелковая одежда гвардейцев ярко горели на солнце. В идущем широкой дугой первом дворе стояла пыль – туда прибывали воины ополчения. Заслышав о нападении джунгар, люди шли на помощь – из Ширвана, из Самлагана, даже далекий Мейнх прислал войско.