Ястреб халифа

– Прости меня, – она сочла нужным извиниться снова. – Я лишь хотела сказать, что двое сыновей Арагана помогут тебе в походе.

Нерегиль снова недовольно скривился.

– Ты возьмешь с собой гвардейцев?

– Я подумаю, – Тарик дернул плечом.

– Через пять дней – счастливое число по гороскопу Фахра. Вы выступите после полудня – Яхья говорит, что звезды советуют воздерживаться от выхода утром этого дня.

Нерегиль снова лишь дернул плечом.

– А в ночь перед выступлением во дворце будет праздник – в твою честь.

Тут он вскинулся:

– Айша, ну сама-то посуди, какой праздник! Я не знаю, как показаться на глаза Фахру, я до смерти испугал ребенка…

– Тарег…

– Я…

– Тарег, послушай меня. Да, ты испугал его. Но это не первый и не последний испуг в его жизни. Не забывай, у Фахра два наставника. Ты – и Яхья ибн Саид. И Яхья объяснил ему: Всевышний милосердно скрыл истинный лик ангелов, дабы уберечь сердца и души смертных от непереносимого ужаса. Но иногда ангелы сбрасывают свое человеческое обличье и приоткрывают истинное. И за эти мгновения нужно быть благодарным – не всякому человеку дают возможность заглянуть в мир по ту сторону солнца.

– Чушь, я не ангел… – пробормотал он, отворачиваясь.

– Я знаю, знаю, ты всего лишь бестолковый самийа, – засмеялась Айша и нежно взяла его щеки в свои ладони.

И потянулась губами к его губам.

– Ой, нет… – попытался сопротивляться он.

– Пойдем в тень, – замурлыкала она, ластясь и поглаживая его по плечу, по груди, по животу. – Ты покинешь меня на несколько месяцев… я прошу тебя, ну, пожалуйста… и я уже все приготовила для праздничной ночи…

– Во дворце-е?..

– Да-а… Дай-ка я сама сниму с тебя пояс…

– Это добром не кончится, когда-нибудь нас поймают… – И он прихватил ей губами ухо, от чего Айша выгнулась и застонала.

– …если я снова буду кричать, как тогда…

– И вправду, пойдем-ка мы в тень…

– Ну все, теперь уж он ее до ночи не отпустит, – улыбнулся Зариф, провожая взглядом бредущую по траве, роняющую одежды и время от времени свивающуюся в поцелуях пару.

Наконец любовники скрылись в маленькой беседке, чьи новые, только что вставленные деревянные решетки заплетали зелено-бордовые плети плюща.

Махтуба довольно засопела: она как чувствовала, вот как чувствовала, что госпожа найдет управу на сейида, и велела и ковры там постелить – вай, опять чужие ковры, опять в чужом доме, но хорошие, ничего не скажешь, два хорасанских и один тустарский, и подушек накидать, а самое главное, отнести туда побольше обложенных льдом кувшинов с шербетами, слыханное ли дело, господин там как тигр с тигрицей, конечно, от такого захочется пить, а сейид, как назло, сидел у дверей в сад, и пришлось протаскивать все тайком через боковую калитку для садовника. А еще Махтуба велела отнести туда винограду, и сыра, и вкусных свежих лепешек, что всегда так нравились господину, ой, что это?

Из беседки вылетела на траву охапка невесомого зеленого шелка – вай, горе мне старой, ахнула Махтуба, но теперь уж ничего не поправить: если уж Махтуба забыла повесить занавеску на входе, то про нее уж точно никто не вспомнит. Впрочем, отсутствие занавески явно не помешало господам раздеться, а и хорошо, что разделись, меньше слугам мороки, потому как о прошлом разе они оба опрокинулись в пруд в чем были, господин в парадном кафтане, а госпожа аж в четырех платьях, да каких нежных, ни одно не выжило после такого, шелк купания не прощает, его отпаривать надо, и господин занимался женщиной прямо в воде, а в чем ей было потом возвращаться во дворец, платья-то мокрые из пруда, вот уж они набегались, пока господа мутили воду, как те две рыбы…

Из беседки вылетела сначала одна красная туфелька, потом, блестя каблучком и шитьем, другая.

– Ай!.. Ай!.. Ай!.. – сладко вскрикивала женщина.

– Ухх, – захихикал Самуха.

– Я тебе дам «ух», – спохватилась Махтуба и наподдала ему по затылку.

Хотела было наподдать Зарифу, для порядку, но передумала.

– Все, нечего вам глазеть тут и уши развешивать, вот заведете себе по рабыне, будет вам «ух»…

Хихикая и подталкивая друг друга в бок, юноши пошли за поплывшей в прохладу внутренних покоев Махтубой. Покачивая необъятными бедрами, та шлепала босыми разбитыми ступнями с розовыми пятками и окриками разгоняла жмущуюся по углам прислугу:

– Чего встали, чего сели, о ущербные разумом! Я что, видела новую землю в цветочных горшках, о Мехмет? Нет, я не видела там никакой земли, кроме старой прошлогодней пыли, о сын греха! А ты, Фируза, чего сидишь, чего ждешь? Что сейид и на тебя разохотится? Ушами и мордой не вышла ты, Фируза, больно круглое у тебя и то и другое, на сумеречный вкус! И хватит вздыхать, марш готовить плов, они к ночи как пить дать проголодаются, и что вы будете делать, о глупые, о ущербные разумом, когда на вас выйдет голодный и злой сейид?

Смеясь и фыркая в рукава, невольники разбегались в разные стороны – чтобы потом снова возникнуть за спиной у черной управительницы с глупыми улыбками. Самуха вдруг задумался – хотя обычно ему это было не свойственно:

– Эй, Зариф, а ведь паланкин госпожи ждет при дверях!