– Тебе ничего! – взорвался халиф. – Тебе, собаке языческой, ничего! Это святой! Святой шейх, понимаешь ты или нет! Его называют одним из сорока девяти святых аутадов, каждую ночь обходящих вселенную! Он каждую ночь докладывает кутбу[61] о несовершенствах, и тот их исправляет! Без его благословения все рухнет!
– Аммар, ты что, рехнулся? – искренне удивился Тарик.
В ответ он получил рукавом по затылку. Халиф схватил нерегиля за волосы, пригнул голову к ковру и, с силой дергая вниз, заорал:
– Чтоб ты мне! Ничего! Как в прошлый раз! Ничего! Не смей! Тронешь пальцем – убью, сожгу, развею прахом! Понял, тварь? Мне только восстания не хватало! У него под рукой ар-Русафа, ты понял, нет?!
Тарик придушенно кричал и скребся по ковру когтями.
– Ты понял или нет?!
Нерегиль колотил ладонями и пытался что-то крикнуть сквозь расплющенные о шерстяной ворс губы. Аммар его наконец расслышал:
– Айша! Айша!
Вздернув сумеречника за волосы, халиф придвинул его лицо к своему и сквозь зубы прошипел:
– Не тронешь святого шейха пальцем! Арестуешь, привезешь в столицу. Я сказал – не тронешь пальцем! Ты понял меня, нет? Я сказал не «не тронешь пальцем» – а «НЕ ТРОНЕШЬ ПАЛЬЦЕМ»!!! Ты понял – нет, или тебе повторить?!
Сквозь хриплое дыхание нерегиль выдавил:
– Пусти.
– Я спрашиваю, ты понял или нет?!
Лицо самийа помертвело:
– Пусти. Убью.
Аммар разжал пальцы. Тарик, тяжело дыша и не сводя с него широко раскрытых глаз, медленно отодвинулся.
– Значит, так, – мрачно проговорил халиф, подымаясь. – Возьмешь сколько надо людей, поедешь прям завтра с утра. Привезешь почтенного Ахмада-и-Джама в столицу, как драгоценную вазу. Он обладает огромной властью над духами и джиннами, и я допускаю мысль, что он тебе напинает задницу, прежде чем согласится принять мое приглашение. Я даже допускаю мысль, что он уже знает о нашем разговоре и готовится принять тебя как… подобает. Он отправил на тот свет тучу народа, который вел себя с ним непочтительно. Так что советую быть почтительным и вежливым. Передашь святому, что Аммар ибн Амир почтительно испрашивает его благословения на брак. И привезешь в столицу. Ты понял или нет?!
Тарик молча склонился в церемониальном поклоне.
– Так-то лучше, – сказал халиф аш-Шарийа и вышел из комнаты.
Нерегиль бессильно сполз по теплой после солнечного дня стене. Уткнув лицо в колени, Тарег охватил их руками и так замер.
Тут у его правого бока послышалось какое-то шебуршание.
– Хозяин!.. Рррр… Хозяин?..
Не глядя и не поднимая головы, самийа протянул руку и развернул шелк на рукояти меча. Тигр Митамы осклабился:
– Да он дурак смертный, что с него взять.
Нерегиль продолжал сидеть неподвижно, уронив голову.
– Ну и какой прок вот так сидеть и предаваться отчаянию?
Молчание.
– Пощады и милости тебе все равно не дождаться.
– А то я не знаю, – Тарег дернул плечом.
– Если хочешь спасти девчонку, отчаяние ты себе позволить тоже не можешь.
Нерегиль вздохнул.
– Я голодный!.. – пожаловался Митама.
– Хватит канючить.
Тарег положил на зубы тигра палец. Вздрогнул, когда тот укусил – четырьмя острыми, как иглы, клыками. Довольно почмокав, существо отпустило подушечку пальца.
– Ну все, хватит рассиживаться, пойдем. До рассвета тебе нужно набрать отряд… не особо ревностных верующих.
И тигр Митамы захихикал. Тарег прошипел следом:
– Власть у него над духами и джиннами, поди ж ты…
Черный страшный ореол и-Джама он видел ясно – ползучие дымные плети завивались вокруг тела одержимого, залезали тонкими мерзкими струйками в уши, в рот, ввинчивались между глаз и в пупок. На неровном камне свода пещеры, над головами раскачивающихся в вое радения дервишей висели, уцепившись когтями, десятки маленьких, с летучую мышь, и уже подросших, с гончую собаку величиной, крылатых черных тварей – с тупенькими выпуклыми глазками, с ощеренными пастями, утыканными игольчатыми зубами. Острые розовые языки свешивались из раззявленных ротовых отверстий. Поголовье тварей питалось – на глазах по-паучьи набухая и растопыриваясь перепончатыми крыльями.
Тарегу заволокло глаза яростью, и он пробормотал:
– Я ему покажу, какая бывает настоящая власть над духами и джиннами, сукиному сыну, я там все по камушку…
Тигр Митамы хихикнул снова и сказал:
– Вот я и говорю – смертный дурак, ничего не понимает. Давно я не рубил головы дервишам, давно…
– Ты губу-то не раскатывай!..
– Да ладно тебе. Ничего он не сможет сделать, твой халиф, – особенно когда голова его… святого… уже будет красоваться на пике.
– Это точно, – медленно кивнул Тарег.
Нерегиль и меч переглянулись и рассмеялись – тихим, хищным, недобрым смехом.
2. Царевна Лебедь
Запахнув поплотнее стеганую фуфайку, начальник тайной стражи Исхак ибн Худайр посмотрел на чернильное непроглядное небо. Холодало, хотя в комнату, расположенную на последнем ярусе дома над садом Линдарахи, вечерний ветер не залетал. Огромный тополь за окном трепетал вывернутыми наизнанку серебристо-серыми листочками.