Яшмовая трость

Можно также думать, что он оставил бы по себе весьма слабый след в памяти г-на де Бревана, если бы Тьерашский королевский полк не был послан на осаду Альтдорфа. Герцог де Ворай, который руководил наступлением, видя, что крепость может еще долго продержаться, решил ускорить события. Прежде всего следовало овладеть одной из траншей, которая очень стесняла наших. И Тьерашский полк должен был заняться этим делом.

Это известие очень обрадовало г-на де Бревана. Атака должна была состояться на рассвете, и г-н де Бреван, сделав все нужные приготовления, отдыхал у себя в палатке, когда г-н де Ларжери попросил быть допущенным к нему. Г-н де Бреван, удивленный, приказал ввести офицера. Чего желал от него г-н де Ларжери в такой ранний час?

При первом вопросе г-на де Бревана г-н де Ларжери смутился. Его длинное лицо выражало полнейшее замешательство. Он то краснел, то бледнел. Наконец он решился. Он испрашивал для своего отряда честь атаковать неприятельскую траншею с самой опасной стороны.

В ответ на такую просьбу г-н де Бреван сдвинул брови:

— Черт возьми, господин де Ларжери, вы над нами смеетесь!.. Не хотите ли вы сказать, что другие части менее способны, чем ваша, выполнить свой долг? Знайте же, что...

Бедный г-н де Ларжери склонил голову перед отповедью... Вдруг он ее поднял. У него был такой несчастный вид, что г-н де Бреван не докончил фразы. Г-н де Ларжери набрался храбрости:

— Увы, господин полковник, я знаю только то, что вот уже двадцать пять лет, как я служу королю, и ни разу я не пролил за него каплю крови, ни разу, в силу какого-то невезенья, меня даже не задела мушкетная пуля. А между тем, сударь, я себя не щадил, и во всех делах, где участвовал наш полк, я был на месте. Но ничто меня не берет. Я вел себя не хуже других. Пули и ядра не хотят меня знать. У меня нет ни одной раны, господин полковник, и это — позор моей жизни.

И г-н де Ларжери поднял в отчаянии свои длинные руки.

— Ах, сударь, как мне теперь вернуться к своим в таком виде, как сейчас? Какова будет моя старость? А я-то мечтал закончить свою жизнь с доброй деревянной ногой или одной из тех славных ран, которые служат украшением солдата! Что станут говорить обо мне, когда увидят меня возвратившимся целым и невредимым, между тем как столько храбрых офицеров погибли во славу короля? И вот, сударь, я подумал, что вы мне не откажете в моей последней попытке, в этой моей последней ставке. Это, сударь, то, что я хотел вам сказать. Не согласитесь ли вы на просьбу старого офицера, который хочет лишь исправить несправедливость, нанесенную ему судьбой?

Г-н де Ларжери, впервые за всю свою жизнь проявивший красноречие, замолчал и в тоске отирал лоб, ожидая ответа г-на де Бревана. Тот встал, торжественно снял шляпу и отвесил ему глубокий поклон:

— Пусть не говорят, сударь, что я лишил вас такого прекрасного случая. Вы поведете атаку, потому что интересы короля совпадают в этом деле с вашими.

— На следующий день, — добавлял маршал де Бреван, — атака состоялась в назначенный час, и это была одна из самых кровавых схваток, в которых я имел честь участвовать. Тьерашский полк покрыл себя славой, так как неприятель оказал отчаянное сопротивление; но в результате жестокой рукопашной мы овладели траншеями. Каждая из наших частей потеряла три четверти своих солдат и офицеров, и там я приобрел этот прекрасный шрам, который впоследствии госпожа де Бреван, смеясь, сравнивала с повязкой Амура. Что касается доброго господина де Ларжери, он получил то, что хотел. Его нашли под грудой трупов, полуголым, потому что его форма обратилась в лохмотья. Мы думали, что он мертв, однако в то время, как хирург считал его раны, он открыл глаза и его губы зашевелились. Его голос был так слаб, что не доходил до моего слуха. Я понял, о чем он хотел спросить, и, наклонившись к нему, я крикнул:

— Ну, господин де Ларжери, все в порядке: укрепление взято, и вы получили четырнадцать ран!

Выражение необычайной радости появилось на его истерзанном лице, и, когда через несколько минут он испустил дух, лицо его еще сохраняло печать героического удовлетворения, делавшего его истинным образцом солдата, который рад умереть на службе короля и Франции.

И маршал де Бреван, заканчивая свой рассказ о г-не де Ларжери, всякий раз тер пальцем уголок глаза, оттого ли, что у него чесался шрам, а быть может, оттого, что его более, чем он хотел показать, волновало воспоминание об этом достойном человеке, смиренное воинское честолюбие которого пули и штыки разом удовлетворили. 

СЛУЧАЙ ИЗ ЖИЗНИ ГЕРЦОГА Д'АЛЕРИЯ

Он был великолепен и необычаен, этот герцог д'Алерия, недавно умерший в Неаполе, где я его видел проездом в 1663 году, когда он уже состарился. Провидение позаботилось о нем, одарив знаменитыми предками, и природа постаралась сделать его совершеннейшим своим творением, потому что в молодости он был одним из первых красавцев королевства, принадлежа к числу виднейших лиц его как по знатности своей, так и по богатству.