Яшмовая трость

— Клянусь Аллахом! Да ведь это старый Мельдур бежит к нам! Какое злое видение потревожило его сон? Без сомнения, он думает, что мы ускользнули отсюда на крыльях какого-нибудь доброго гения! Спрячемся за деревья, чтобы позабавиться смущением, в которое придет этот старый глупец, не найдя нас сразу...

Но Акбар гневно топнул ногой:

— Клянусь Аллахом, брат мой! Поступайте, как вы хотите! Что до меня, то я не знаю, почему бы мне сейчас не отдубасить хорошенько этого дуралея, в ожидании часа, когда, рано или поздно, я получу возможность посадить его на кол, что непременно и сделаю!

Едва произнес он эти слова, как старый Мельдур припал к его коленям. От стремительного бега он так запыхался, что не мог говорить и только протянул принцу огромный ключ, который всегда носил на поясе и который был тому хорошо знаком. И Акбар, тотчас понявший, что халиф Гассан окончил свою жизнь, посмотрел на старого Мельдура, распростертого у его ног, с лицом во прахе. И халиф Акбар подумал о том, что теперь он мог бы одним движением руки снять голову с плеч старика, как и с плеч каждого из жителей Багдада, каждого из подданных обширного государства, единственным и верховным владыкой которого он теперь стал.

* * *

Первое время правления Акбара ознаменовалось обычными в таких случаях событиями. Прежде всего устроили похороны покойного халифа, великолепные и отличавшиеся большой пышностью. Церемония эта доставила Акбару некоторое удовольствие. Не говоря о том, что он очень мало сожалел о смерти отца, он слишком долго лишен был зрелищ, чтобы не найти приятным этого представления, за которым вскоре последовали празднества в честь его воцарения. Акбар был весьма тронут выражениями народного восторга, к которым оно дало повод, и в нем зародилось искреннее желание потрудиться ради блага своих подданных и позаботиться о благоденствии государства. Первые законы, изданные Акбаром, вызвали такую радость, что народ выразил свою благодарность, дав ему прозвище Справедливого. Это польстило честолюбию Акбара, и он удвоил свое усердие и бдительность. Постепенно, однако, чувства его изменились, и, несмотря на удовлетворение, которое он вначале испытывал, он стал находить, что управление государством не лишено однообразия и что обязанности, которые оно налагает, заслуживают некоторой награды.

Соображения эти побудили халифа Акбара, после того как он достаточно потрудился для своей славы, подумать об удовольствиях. В этом отношении отец его Гассан, который сам ни в чем себе не отказывал, не особенно его баловал. Поэтому Акбар счел справедливым отбросить строгость к себе, раз никто более его к этому не принуждал. Итак, он решил уделить некоторое внимание своему гарему. Не было ли естественным для него отдохнуть немного от столь великих забот? С этой целью он собрал там, из отдаленнейших областей своих владений, прекраснейших рабынь. Но это собрание красавиц было бы неполным, если бы он не включил в него несравненную Фатиму, которая по свежести своей и блеску была поистине розой и жемчужиной Багдада.

Если халиф Акбар не обрел во власти того счастья, о котором мечтал в дни своего заточенья, то и в любви он не нашел того удовлетворения, какого ожидал. Правда, Фатима обладала столь прекрасным лицом и телом, что ей можно было простить некоторые несовершенства ума и характера, но все-таки слабости, которые она выказывала, способны были омрачить влюбленного, даже если бы влюбленный не был великим государем, а известно, что это положение не избавляет от сердечных страданий. Таким образом, благородный Акбар, мудрости которого дивился весь Багдад, легко дошел до безумств, свойственных любящим. Акбар познал муки ревности и все терзания страсти. Ему приходилось сносить упреки, придирки, капризы и выдумки прекрасной Фатимы. Самым удивительным было то, что, несмотря на огорчения, которые она ему доставляла, Фатима с каждым днем занимала все большее и большее место в мыслях Акбара. В конце концов она стала единственным предметом его забот, так что он начал все более и более сокращать часы, уделяемые делам. Где бы ни находился Акбар, всюду он думал об одной лишь Фатиме. Все, что не было ею, казалось ему скучным и унылым, а между тем она ему причиняла немало огорчений и печалей, самою мучительною из которых было, пожалуй, сознание, что Фатима дергала когда-то за бороду халифа Гассана. Акбар не мог этого позабыть. Он был поистине влюблен, до такой степени, что жалел о невозможности признаться кому-нибудь в своих горестях.

Не в силах будучи выдержать, он кончил тем, что однажды открылся своему брату Али, скорее, впрочем, в форме намеков, чем прямого признания. Вместо того чтобы пожаловаться на Фатиму, он стал распространяться о тяготах государственных дел:

— Очень трудно управлять людьми, если не поступать с ними, как делал старый Гассан, который меньше думал о их счастье, чем о их покорности, для чего главным средством ему служили веревка и палка. А между тем мужчины — существа почти наполовину разумные!

И в то время как Акбар вздыхал, думая о Фатиме, Али сказал ему с улыбкой: