Ящик Пандоры

— Прости. — Она аккуратно вытерла совершенно натуральные слезы, градом катившиеся из глаз, когда она искренне смеялась. Это было свойство ее организма, и с этим ничего нельзя было поделать, потому, отправляясь в театр смотреть комедию, Ванда щедро запасалась носовыми платками: если комедия оказывалась на высоте — слезы текли рекой. — Прости, — еще раз повторила она, стараясь вложить в голос всю искренность сожаления. Ей правда было жаль, что так получилось. — Но для меня это оказалось слишком неожиданно. Слушай, мне бы не очень хотелось исследовать подробности этого твоего, прямо скажем, нетривиального шага, но и не спросить я не могу, прости Бога ради…

— Да, спрашивай. Собственно, я могу сразу ответить на твой вопрос. Почему, да? Почему я это сделал?

— Ну, разумеется.

— Потому что, черт побери! Ты, психолог хренов, неужели не заметила, что за год с небольшим она рядом с тобой превратилась в точную твою копию?

— В каком, прости, смысле?

Изумлению Ванды не было предела. Ей часто говорили, что Танька стремится во всем подражать ей, да, собственно, она заметила это первой и именно в силу этого обстоятельства (чего уж тут кривить душою перед собой, любимой?) впервые взглянула на Таньку с симпатией. Потом это обстоятельство начало несколько раздражать ее и, возможно, пало первой каплей на дно чаши ее терпения, в итоге переполненной пролитием совсем других потоков. Сейчас Ванда вдруг вспомнила случай, со смехом рассказанный ей одним из приятелей, — тогда она рассмеялась в ответ, но в душе испытала раздражение, граничащее с откровенной злостью. Хотя случай и на самом деле был пустяковый. Большой компанией они допоздна засиделись в ресторане, и к разъезду, как всегда, все стали вызывать свои машины и тесниться у выхода, одновременно пропуская друг друга и друг другу же мешая. Та же чехарда происходила и среди водителей, норовивших первыми посадить именно своего пассажира, но при этом не обидеть хорошо знакомого коллегу и — упаси Боже! — не задеть чужую машину. Ванде эта сутолока была хорошо известна, потому не спеша, с толком и расстановкой она приводила себя в порядок в дамской комнате, кому-то звонила и договаривалась о встречах на завтра — словом, с пользой для дела тянула время. Танька же, напротив, обожая находиться в гуще событий, первой выпорхнула на крыльцо ресторана и, зная привычку Ванды появляться позже всех, сейчас с упоением играла ее роль. Она величественно обвела взглядом стадо неуклюжих лимузинов и царственно поинтересовалась у присутствующих:

— Ну и где же моя машина? — Ударение, разумеется, расчетливо сделано было на слове «моя».

Такая вот случилась однажды почти смешная история, и Ванда именно теперь вспомнила ее отчего- то, услышав от бывшего мужа, в сущности, то же, что явило собой это маленькое смешное происшествие, только принявшее размеры большой и глупой шутки. А вернее, глупости. Его глупости, Виктора Подгорного. Ванда почти разохчилась:

— Прости, я задала вопрос некорректный, и я его снимаю. И заметь, я также не задаю тебе естественного в этой ситуации вопроса: неужели ты, с твоим цепким аналитическим умом, бульдожьей хваткой и стальными нервами… Что там у тебя еще от роботообразных? Не припоминаю, но и этого достаточно. Неужели ты не разглядел суррогата?

— Разглядел, конечно. Вернее, что там было разглядывать? Все происходило на моих глазах. Но понимаешь…

— Нет, не понимаю…

— Погоди. Дай мне все же договорить. Понимаешь, тебя не было, тебя уже совсем не было. И не будет, я это — понял. А мне было нужно, то есть нужна…

— Ничего, ничего, ты в падежах не очень-то напрягайся… Какая, в сущности, разница…

— Не иронизируй, прошу тебя. Да. Было нужно, чтобы была ты. Тебя не было. А она вдруг, понимаешь, появилась сама и… и она оказалась так на тебя похожа! С ума сойти!

— Ты и сбрендил, это очевидно.

— Вероятно. Но она и сейчас… можешь сама убедиться, даже прошу тебя об этом…

— И в чем же сходство?

— Да во всем!

— Ну спасибо тебе, родной, вот обласкал так обласкал…

— Нет, погоди. Только сначала, конечно, вроде как издали, но — абсолютное. Она красится так же, как ты, одевается — один в один, она копирует твои интонации, варит твой кофе, а главное… Знаешь, что главное?

— Знаю, она слушает.

— Да! Как она слушает! Почти как ты. Правда, потом… Знаешь, говорить она так и не научилась, поэтому больше цитирует…

— Кого?

— Господи, да кого же еще — тебя.

— А… значит — былое и думы.

— Почему — былое? Она в Интернете заказала кому-то, и ей подбирают все последние твои работы, и на лекции твои она иногда ходит, когда у тебя народу побольше, а его всегда много. Она же учиться пошла, на психфак. Правда, какое-то левое, платное, что ли, отделение, ты там не читаешь.

— Это точно. И что же ты, выходит, приспособился?

— Нет. Я — нет. И тут-то все началось… Я, понимаешь, при ней как бы от тебя отвык…