– Сэр, ему нужен врач, – сказал Харпер, и в его голосе бригадир услышал боль отчаяния. – Он умирает, сэр.
– Но он же дышит? – спросил Мун.
– Дышит, сэр, только ему нужен врач.
– Святые угодники! Послушайте, я же не фокусник! Откуда я возьму вам врача в этой глуши! – Нога болела, и реплика прозвучала резче, чем ему хотелось бы. Взгляд Харпера обжег такой откровенной враждебностью, что бригадиру стало страшно. Сэр Барнаби Мун считал себя хорошим офицером, но с трудом находил общий язык с низшими чинами. – Вот доберемся до города, – поспешно добавил он, пытаясь смягчить великана-сержанта, – и поищем ему врача.
– Спасибо, сэр. Спасибо.
Только бы найти хоть какой городишко. Все проголодались, да и сломанная нога не давала покоя.
– Гребите! – рявкнул Мун, морщась от пульсирующей боли. – Гребите!
Приказы не помогали. Грести получалось плохо. Солдаты гребли не в такт, весла то и дела сталкивались, и лодка, несмотря на все их старания, почти не двигалась вперед. Не сразу, но бригадир все же понял – их тянет назад прилив. До моря было еще далеко, однако встречная волна замедляла продвижение, а берега оставались пустынными.
– Ваша честь! – крикнул с носа сержант Нулан, и Мун, подняв голову, увидел у излучины еще одну лодку, примерно такого же размера, как и та, что они забрали у маркизы.
Лодка шла значительно быстрее, люди, сидевшие на веслах, работали гораздо слаженнее и увереннее, и у них были мушкеты. Бригадир навалился на румпель, поворачивая свое суденышко к португальскому берегу.
– Гребите! – снова крикнул он и тут же выругался – весла снова столкнулись. – Чтоб вас!
Другая лодка быстро приближалась, пользуясь преимуществом приливной волны, и человек, командовавший ею, поднялся и что-то крикнул. По-английски. На нем была темно-синяя форма морского офицера, а шлюпка принадлежала британскому шлюпу, патрулировавшему устье Гвадианы. Так пришло спасение. Их накормили и доставили на борт военного корабля «Торнсайд», тридцатишестипушечного фрегата.
Ничего этого Шарп не знал. Он ничего не видел и не слышал. Только чувствовал боль.
Потом в черный мир боли вторгся какой-то скрипучий звук, и Шарпу приснилось, что он на «Пуссели», плывет по бесконечному Индийскому океану и с ним леди Грейс. Он был счастлив в этом полусне-полубреду, но что-то вырвало его из блаженного состояния, и он вспомнил, что ее больше нет, и едва не заплакал. Скрип повторился. Мир покачивался. Боль вернулась с прежней силой. Внезапная вспышка невозможной яркости ослепила его. И снова мрак.
– Кажется, моргнул, – сказал кто-то.
Шарп открыл глаза – ощущение было такое, словно под череп сыпанули ведерко пышущих жаром угольков.
– Господи… – прохрипел он.
– Никак нет, сэр, это всего лишь я, сержант Патрик Харпер. – Ирландец нависал над ним громадным утесом. Выше – деревянный потолок, через щели которого проникали узкие полоски колючего солнечного света. Шарп закрыл глаза. – Вы с нами, сэр? – забеспокоился Харпер.
– Где я?
– Корабль его величества «Торнсайд», сэр. Это фрегат, сэр.
– Господи… – простонал Шарп.
– Да уж Он свою долю молитв получил, сэр.
– Вот, – произнес другой голос. Чья-то рука подсунулась под плечи, приподняла голову, и боль резанула с такой силой, что Шарп зашипел сквозь зубы. – Выпейте-ка вот это.
Жидкость была горькая, и Шарп едва не подавился, но она снова погрузила его в сон. Он проснулся ночью. В коридоре за его крохотной каютой покачивался фонарь, отчего по стенам бегали тени. У него закружилась голова.
Он опять уснул, смутно ощущая качку и слыша стук пробегающих по палубе ног, скрип тысяч деревяшек, шум воды и время от времени звяканье колокола. Проснувшись на рассвете, Шарп обнаружил на голове плотную, тугую повязку. Боль не ушла, но была уже не такой пронзительной, поэтому он спустил ноги с койки. Его качнуло. Какое-то время Шарп сидел на качающемся краю, держа голову руками. Тошнило, в желудке не было ничего, кроме желчи. Сапоги стояли на полу, форма висела на деревянном крючке на двери. Он закрыл глаза. Вспомнил целящегося в него полковника Вандала. И подумал о Джеке Буллене. Бедняга Джек.
Дверь открылась.
– Что это вы, черт возьми, делаете? – бодро поинтересовался Харпер.
– Хочу выйти на палубу.
– Врач говорит, вам нужно отдыхать.
Шарп сказал Харперу, чем, по его мнению, стоило бы заняться врачу.
– Помоги одеться.
Он не стал натягивать сапоги, а лишь влез в трофейные кавалерийские рейтузы, набросил потертую зеленую шинель и, поддерживаемый сержантом, вышел из каюты. Вместе они поднялись по крутому трапу на палубу, где Шарп и остановился, вцепившись пальцами в какой-то гамак.
Прохладный ветер ударил в лицо, и Шарп на мгновение зажмурился от удовольствия. Фрегат бесшумно скользил вдоль низкого, темного берега с тусклыми пятнышками сторожевых башен.
– Я вам стул принесу, сэр, – предложил Харпер.
– Не надо. Где ребята?
– Все на носу, сэр.
– Непорядок, капитан, – прозвучал за спиной знакомый голос, и Шарп, обернувшись, увидел восседающего рядом со штурвалом бригадира Муна. Раненая нога покоилась на пушке. – Даже сапоги не надели.