Ярослав Мудрый

Девушку не пугала его едва заметная хромота, не пугало и то, что князь не был красавцем. Обыкновенное лицо, не бросающееся в глаза. Выделялись лишь голубые глаза, кои, как поведал Ярослав, передались ему от деда Святослава. Но не в лице, конечно, дело. Просто, сердце Березини еще не пробудилось для какой-то неясной ей любви, поэтому князь для нее оставался сторонним человеком.

И всё же в дальнюю дорогу надлежит собираться, ибо так захотели родители. На Киевской земле им даже в глухомани оставаться нельзя.

Грустно вздохнула Березиня.

Глава 8 КНЯЗЬ И ПРОШКА

Ярослав был доволен работой смердов. Все последние годы ростовская пашня давала добрые урожаи. Бессытицей мужики не страдали, и дань была довольно сносной.

Смоленские купцы, встретившись с князем, рассказывали:

— Мы на Днепре в тесноте живем. Великий князь окружил себя несметным числом бояр. Но на всех больших и богатых вотчин не наберешься. К степям боярам не хочется подвигаться: печенег под боком. К Новгороду — там и своих господ как блох на паршивой собаке. Повальные драчки из-за угодий. И каждый боярин в свой клочок зубами вцепился, и выжимает из него все соки. Смерды стоном исходят. Ране одному князю дань платили, а ныне и боярину оброк выкладывай. Вот-вот гиль[153] зачнется, да и без побегов не обойтись. Худая жизнь у смердов. А всё отчего? Простору господам нет. У тебя же, князь Ярослав Владимирович, повсюду урядливо. Отгородился от городов лесами да болотами — и беды не ведаешь. Земель твоих на добрый десяток князей хватит. Однако прости нас, купчишек. Скоро и тебе непрошеных гостей не миновать.

— А ничего, — рассмеялся Ярослав. — Всех принимать буду — и смердов и скудо поместных господ. Никого не обижу! Скоро по всей Руси заговорят о земле Ростовской. А вы, купцы, кои по многим городам торгуете, можете смело о том сказывать.

Ярослав ведал, о чем говорил. Необжитых мест у него было вдоволь. Ростовская земля шла до самого Белозерска, а коль к Волге повернуться — земель немереных еще больше. И чем больше он посадит смердов на пашню, тем весомей станет его калита, на кою он может не только утроить дружину, но и пригласить толковых розмыслов[154] и зодчих,[155] дабы ставить новые города и православные храмы. Ставить надежно, внушительно и на века.

Рад он будет и ново пришлым господам. Разуметься не для того, чтобы они жирели на угодьях, а чтобы пополняли его войско.

Само собой, надо развивать и торговлю. Его прабабка, великая княгиня Ольга, была мудрой женщиной. Она разделила землю киевских князей на погосты и установила для них размеры обложения дани, чтобы сюда стала стекаться дань с мелких поселений. Мудро Ольга придумала. На крупные погосты стали приезжать купцы, ибо возникли сборные торговые места, куда звероловы и бортники сходились для гостьбы, принося мед, воск и меха.

После того, как Владимир принес от греков христианство, на погостах принялись ставить сельские приходские церкви, а при церквах начали хоронить покойников.[156] На Ростовской земле немало крупных поселений, и такие, как Белогостицы, Сулость и Угодичи вполне могли бы притязать на звание погоста. Здесь и крупной торговле быть. Не поступить ли так, как поступила княгиня Ольга? Надо посоветоваться с дружиной. Нельзя ее обходить стороной.

Размышления Ярослава прервал молодой боярин Могута. С некоторых пор он перестал робеть перед князем, особенно с того времени, когда Ярослав усадил своего дворского за грамоту и книги.

— В Ростов прибыл сотник Озарка, княже.

— С кем? — тотчас возбужденно вопросил Ярослав.

Могута удивился его взволнованному лицу. Обычно степенный, невозмутимый, а ныне так взбудоражился, будто о чем-то совсем необычном услышал. Никак, беглянка не дает ему покоя.

— Мужика Прошку с бабой и дочкой привел.

Ярослав настолько разутешился, что порывисто обнял дворского за литые плечи.

— Слава тебе, Господи!.. Что еще поведал, сотник?

— Семью в избу разместил.

— Славно!

Еще полгода назад, неподалеку от княжеского детинца, на берегу Пижермы, Ярослав приказал срубить добрую избу — на высоком подклете, с сенями, повалушей и светелкой в четыре косящетых оконца.[157] Был завязан с избой и обширный двор для лошади и скотины, и даже баня-мыленка, подле коей красовался новехонький колодезь с журавлем.

Пока изба пустовала, ростовцы недоуменно толковали:

— И для кого князь такие хоромы поставил?

— Узоры навел. Петухи резные. И даже печь с трубой.

— Уж не боярину ли Могуте?

— Не. Могута в княжьем тереме живет. Дворский! Боярину бы в три жилья хоромы срубили. Чай, купца какого-нибудь ощедрит.

А в новую избу вошли… какие-то пришлые, изможденные люди в сирой одежонке, схожие на нищебродов.