Яркий Миг

Затем я ринулся прочь от зияющего мраком перехода, соединяющего мир смердящих испражнений Мистрейда с полумистическим миром древних тоннелей, построенных задолго до рождения всех ныне живущих. Я бежал вдоль реки нечистот к столь желанному выходу. Мне действительно казалось, что я не могу дышать, голова кружилась от духоты и бега, на коже выступил пот, и одежда прилипла к телу. От того создавалось еще более мерзкое ощущение, словно я уже окунулся в эту реку и вдоволь в ней поплавал. Жуть.

Продвигаясь практически вслепую, прижимаясь плечом к стене и перебирая по ней руками, инстинктивно стремясь быть как можно дальше от гнусного потока, я все равно ощущал эту вязкую, склизкую, смердящую жижу на своей коже, и в тот момент как никогда ненавидел себя за столь живое воображение, остановить которое способен не был.

Поворот. Еще один…

Я хорошо запомнил маршрут, но все же один раз мне пришлось остановиться и, превозмогая отвращение ко всему окружению и к самому себе, свериться с картой.

Не знаю, как долго длилось мое блуждание во мраке вдоль реки отходов, исторгаемых Мистрейдом, но вот, наконец, впереди забрезжил свет, и я устремился к нему, хрипя и то и дело сплевывая с языка гадкий привкус, описать всю мерзость которого я не возьмусь.

От потока отделялся небольшой рукав и, пройдя вдоль него совсем немного, я в итоге оказался возле решетки. Здесь рукав впадал в реку, и я уже видел набережную, погруженную в ночной полумрак, который, в сравнении с тьмой тоннелей за моей спиной, был яснее дня. Я оказался там, где и должен был, на самой окраине города, в трущобах. До выхода на поверхность оставалась лишь три-четыре хвоста, но решетчатая дверь оказалась заперта на висячий замок с наружной стороны.

Не в силах больше терпеть эту вонь и чертовы тоннели, я с гневным криком ударил ногой по двери, от чего заходила ходуном вся решетка. Но замок остался на месте.

Решение нашел Яркий. Решение, надо сказать, мог бы найти любой дурак, ведь оно было на самом виду. Зверек спрыгнул с моего плеча и свободно пробежал на ту сторону решетки, в месте, где не доставало двух прутьев, и без труда мог протиснуться даже такой здоровяк как я.

Ощутив легкий укол стыда за то, что позволил гневу взять верх над собой, даже не постаравшись найти решение проблемы, я пролез за Ярким и наконец-то покинул канализацию.

На ватных ногах я добрался до ржавого парапета и склонился над рекой, чуть ли не повиснув на нем. В тот момент на меня нахлынули разом все воспоминания о пережитом. Отвратительная река нечистот, булькающая и смердящая. Обнаженный человек, одичавший, слепой и убитый мной, возможно, за одно только слабоумное любопытство, которое я принял за агрессию. Все это закружило меня, выбило почву из-под ног, и подавшись вперед, я таки прочистил свой желудок, выплескивая всё его содержимое в чистую реку. За первым подступил и второй позыв, и я не стал ему сопротивляться. Во время этого процесса я чуть не потерял подаренную Леонардом шляпу, в последний момент почувствовав, как она сползает с головы, и успев прижать ее ладонью.

Потом пришло облегчение. Тяжелый ком покинул мою грудь, дышать стало свободнее, и я ощутил огромную слабость. Ноги подкосились, и я осел на одно колено. Дрожащими руками стянув с плеча сумку, я достал из нее флягу и, отвинтив крышку, что удалось мне далеко не с первого раза, я несколько раз прополоскал рот, затем сделал несколько глотков холодной воды и протянул флягу Яркому, сидящему возле меня.

– Хочешь пить?

Он схватился за горлышко обеими передними лапами, и когда я наклонил флягу, стал жадно глотать воду.

После я промочил в этой же воде свой платок и обтер им лицо и руки. Хотелось с головой немедленно окунуться в ванну, наполненную горячей водой, источающей терпкие ароматы масел и благовоний. Хотелось тереть свое тело мочалкой с неистовой силой, натирая кожу докрасна, лишь бы из пор полностью вышло вся та мерзость, что, как мне казалось, осела на мне толстым слоем, как на том мужчине, которого я убил в тоннеле. Но такой роскоши я позволить себе не мог, и вряд ли смогу в ближайшее время. Оставалось лишь пользоваться тем, что было под рукой.

Перед глазами снова всплыл образ застреленного мной дикаря. Как неестественно дергалось его тело в предсмертной агонии, как страшно он хрипел, пытаясь вздохнуть в последний раз. От этих воспоминаний дрожь в моем теле усилилась, меня трясло как от мороза. В голове всплывали вопросы.

«Кем был этот человек? Почему оказался там? Был ли он живым доказательством существования тех самых пожирателей плоти, планировал ли сорвать с меня живьем кожу? Или может, он просто деградировавший бедолага, отвергнутый обществом и бежавший во мрак тоннелей, чтобы лишиться там всего человеческого, ослепнуть и влачить жалкое существование, питаясь крысами и жуками? А может быть, всего понемногу? Так или иначе, но я его убил».