Яркий Миг

– Отнюдь. Мне никогда не хотелось ничего выдумывать. Да мне и воображения, пожалуй, не хватило бы. И писала я без всех ваших высокопарных оборотов, без мишуры, который вы, писатели, любите украшать свои книги. Я описала всё так, как было на самом деле, так, как мне рассказала сама Белатриса, не убавив и не добавив ни слова. Так что, нет, Клиф, ты не прав, это была журналистика, а не писательство. Та самая журналистка, какой она должна быть в идеальном мире. Вот только тогда я еще об этом не знала. Я написала это не для того, чтобы где-то издать, а больше для себя. Мне хотелось выплеснуть все это из себя, вместе со слезами. И знаешь, что? Это помогло. Дописав последнее слово, я пустила по Белатрисе последнюю слезу. И больше ни разу никогда по ней не плакала. Словно ее история отпустила мою душу. Может быть, того она и хотела, как считаешь? Впрочем, нет, не отвечай, не хочу вдаваться во всю эту загробную философию. Все есть, так как есть, я написала историю Белатрисы Шарон, и мне стало легче. А мой отец, прочтя ее, решил, что с некоторыми грамматическими и стилистическими правками, безусловно, но это очень годный материал. Посоветовавшись с матерью, но не со мной, он отправил эту статью сразу в несколько городских редакций. Ей заинтересовалась «Серая Дымка» – довольно посредственная газетенка, печатающая преимущественно слезливые женские истории для одиноких домохозяек. Другие издания сочли сюжет слишком надуманным, а как по мне, то многие испугались фамилии Шарон и проблем, которые она может вызвать в будущем. Репутация же «Серой Дымки» была и так столь низкой, что дальше пасть едва ли было возможно. И все же отец счел это возможностью и продал им статью. Вот только когда главный редактор узнал, что ее написала тринадцатилетняя девочка, он решил, что это никак не подойдет формату издания, и потому первая часть моей статьи под заголовком «Реальная история Белатрисы Шарон» числилась за авторством некого Эда Мэллоуна. Тридцати трех лет от роду, вдовец, этот Меллоун счел своим долгом рассказать историю, которую поведала ему на смертном одре сама Белатриса, совершенно не боясь при этом гнева ее богатых родственников и клана Шарон в целом. Вот таким вот смелым и благородным человеком оказался этот Мэллоун, и, разумеется, полностью выдуманным.

– И тебя ничуть не тронуло, что твою статью напечатали под чужим именем?

– Совершенно нет. Я никогда не хотела славы, мне было важно рассказать саму историю. И сложно вообразить себе тот восторг, с которым я читала собственную статью в газете. Это был лучший подарок, что отец делал мне в жизни. Родители гордились мной, а уж как я сама собой гордилась. Ведь это прочитали люди, и теперь история Белатрисы Шарон не умрет, а значит, и сама она продолжит жить в умах людей. История, между тем, вышедшая в трех частях, возымела большой успех. На имя Мэллоуна в редакцию стали приходить письма, люди предлагали ему осветить свои истории. И тогда редактор обратился к моему отцу, а через него ко мне, с предложением написать еще что-нибудь. Он передал несколько писем читателей с довольно интересными, на его взгляд, историями. Но я уже знала, где буду искать свой материал. Я решила, что освещу жизни тех людей, которые едва ли читают газеты и вряд ли смогут рассказать их кому-то еще. А благодаря Белатрисе я поняла, что среди этих людей могут оказаться более чем достойные, те, чьи истории заслуживают огласки. И я не ошиблась, Клиф. Уже спустя гексал, Мэллоун написал еще одну статью про пожилого пекаря, лишившегося дочери и пекарни. И снова успех. Я получила свой первый гонорар, который, стыдно признаться, но был сравним с зарплатой матери. Так и повелось, что, продолжая помогать понемногу в больнице, я стала так же искать там интересных личностей и разговаривать с ними, расспрашивать, но конечно же, отдавать в печать их биографию только с личного разрешения. Полученный гонорар так же делился на три части. Часть шла непосредственно герою истории, правда, те чаще отказывались от денег, и тогда она прибавлялась ко второй части, которая шла в больничный бюджет. И только третья часть денег доставалась мне. Да, мне все так же хотелось купить себе симпатичные туфельки, и платьице, и шляпку, и все же поступать честно и по совести, мне казалось куда важнее.

– Похвально.