Януш Корчак. Жизнь до легенды

Мы об этом никогда не узнаем. Но то, что дневник для нашего героя одновременно и фиксатор событий, и спасатель от них, — это безусловно.

7

Во время описываемых событий Янушу Корчаку — 63 года.

Это много или мало? Все эти ужасы выпали на долю старика или человека, который себя таковым не ощущал?

Когда я пишу эту книгу, я — ровесник Корчака. Груза лет не ощущаю вовсе. То, что мне 63 года кажется какой-то неуместной иронией судьбы.

Для другого гения педагогики и моего первого героя книги в серии «ЖЗЛ» Иоганна Генриха Песталоцци 63 года — возраст расцвета и признания. В самом разгаре деятельность его главного детища — Ивердонского института. Наконец-то Песталоцци получает всеевропейскую известность, как педагог… Да, Песталоцци жалуется на здоровье, но он это делает всю жизнь. В свои 63 «швейцарский гений» полон не только сил, но и планов. Ему остается жить еще целых 17 лет, за которые он очень много чего успеет совершить да и написать.

Возраст — это ведь не количество прожитых лет. Это самоощущение. Есть тридцатилетние старики и семидесятилетние молодые.

Как же ощущал себя Януш Корчак?

Как может ощущать себя человек, понимающий, что единственная перспектива его существования — близкая смерть? Как вообще может чувствовать себя человек в аду?

Януш Корчак ощущал себя глубоким стариком.

Кажется, что ему все дается с трудом, даже решение самых простых, бытовых проблем. Невозможно сразу встать с постели — сначала надо сесть, надеть кальсоны, застегнуть их…

В дневнике описывается, как все это трудно. Как тяжело надеть носки. Мучает постоянный кашель. Трудно взобраться с дороги на тротуар. Если толкнул случайный прохожий — трудно не упасть…

Все, что Корчаку пришлось испытать в гетто, в том числе самоубийственная гибель, все это выпало на долю того, кто ощущал себя глубоким стариком, больным, беспомощным человеком.

Я знаю людей, которые шагают в старость, как в жаркий день: вышел из подъезда и пошел себе. Ну чуть душновато, ну чуть дышать тяжело. Ничего страшного. Нормально. Просто начинается иная жизнь.

Не то — Корчак. Для него старость значима. Иной период жизни, требующий отдельного осмысления. Время перед уходом. Время тяжести и печали.

И все это надо пережить самому, не нагружая других своими проблемами. К кому обратиться за помощью?

К Господу и к дневнику.

8

В дневнике, как никогда много, Корчак обращается к Богу. Точнее, скажем так: в дневнике присутствие Бога постоянно ощущается. Корчак думает о Нем. В Нем ищет успокоения. Даже от старости.

«Господь благ. Спасибо Тебе, Добрый Боже, за луга и красочные закаты… Спасибо, Добрый Боже, что так мудро придумал: цветы пахнут, светлячки светят на земле, а искры звезд — на небе.

Как же радостна старость.

Как приятна тишина.

Сладкий отдых»[178].

Дневник — это еще и урок приятия.

Слово «приятие» почти забыто сегодня. Оно и понятно: зачем слово, обозначающее то, что почти исчезло из жизни?

Неприятие — это пожалуйста. Сколько угодно!

С приятием — сложней.

Корчак принимает старость. Принимает адскую жизнь гетто. Наконец, принимает свою гибель в газовой камере.

Приятие жизни — как единственно возможный способ существования.

«Спасибо Господу за все», — говорят верующие. Не за хорошее, замечу, не за благое — за все.

Это безусловная позиция Корчака.

Принимать все. Благодарить за все. И еще умудряться при этом улучшить жизнь тех, кто рядом.

Мне кажется, глубинное ощущение, что все делается по воле Божьей, приятие самого тяжелого, самого адского существования, — помогало Корчаку выжить, до последних секунд сохраняя волю и ясность мысли.

9

Рождество 1941 года было первым, которое предстояло провести в гетто.

И Корчак решил устроить детям праздник. Настоящий! С елкой, подарками и угощением.

Когда решение касалось других людей, Корчак непременно его исполнял, даже если оно казалось абсолютно невыполнимым.

Готовиться к празднику начали заранее.

Подарки собирали обществом помощи еврейским детям «Юные друзья Матиуша в Мокотове».

Нашли елку. Отыскали какую-то еду.

Но как это все переправить в гетто?

Договорились с водителем, который перевозил мусор, и на дно машины, под кучи мусора, положили подарки, мясные консервы и даже елку.

Это была хорошая придумка: охрана гетто даже не стала проверять мусорную машину.

Наступило Рождество.

Измученные, голодные, несчастные дети вошли в комнату, и — засияла огнями елка, под которой лежали подарки, а на столе их ждало угощение.

Да, это — пир во время чумы.

Но это и праздник, который делал детей чуть-чуть более счастливыми.

Кто сказал, что нельзя быть счастливым даже в аду, в предчувствии смерти?

Дети робко ели угощение, не веря своему счастью, танцевали. Пели тихо — чтобы не привлекать внимания, — но зато любимые песни.

Кусочек счастливого мира посреди войны. Рай среди ада.

И это все сделал он: человек, ощущающий себя старым и беспомощным.

Человек, которому еще предстояло совершить главный подвиг своей жизни…

Глава двадцать пятая. Бессмертие

1

Януш Корчак не просто думал о смерти, но жил в постоянном ее ожидании. Окончательно свыкся с тем, что должен будет уйти.