Янтарный след

Вдруг чаша наполнилась – где-то вылили на жертвенник золотистый мед во славу Тюра. От неожиданности он едва удержал потяжелевшую чашу, мед выплеснулся ему на руку и на колени. Я засмеялась:

– Видишь, как тебя почитают!

– Вижу, – хмыкнул он и приложился к чаше, потом подал мне.

Я обхватила чашу ладонями, накрыв и его руку, так что ему пришлось придвинуться ко мне, чтобы я могла отпить. Я прижалась коленями к его бедрам, по его телу прошел чувственный трепет – его мужской силы отсутствие руки, конечно, не уменьшило.

– Мой отец больше не считает себя вправе занимать этот престол, раз уж наш прежний договор между асами и ванами разрушен. Нужно найти другого. Мне жаль, что ты больше не Всеотец, – искренне сказала я. – Едва ли когда-нибудь в мире родится бог, что будет лучше тебя.

– Еще есть Тор, твой брат Фрейр – он может унаследовать престол за отцом, как сделал бы это в Ванахеме. Еще Форсети, он лучше всех знает и умеет толковать законы, при нем, говорят, будет порядок.

Тюр говорил спокойно, давно смирившись с потерей высшей власти. Он мог наблюдать за борьбой без малейшего трепета – для него все это было в прошлом.

– Или Один, – добавил он. – Я слышал, многие пророчат его на место Всеотца. Он, ходят слухи, сильно набрал могущества в последнее время… И говорят, этому помогла ты! – Он пристально взглянул мне в глаза своими яркими голубыми глазами.

– Я не помогала! – Придвинувшись, еще ближе, я уселась к нему на колени и обняла за шею. – Напротив, я думаю, скоро он не сможет притязать на высший престол именно по той же причине, что и ты!

– Вот как! – Он хмыкнул, поставил чашу на траву и обнял меня левой рукой. – Да неужели Локи успел огулять и госпожу Возлюбленную?

Поневоле я расхохоталась – вот это был бы щелчок по Одинову самолюбию и чести!

– Нет, да и Локи мы давненько не видели. Сдается мне, у Одина скоро тоже не будет кое-чего важного… некой части тела. А лишившись совершенства тела, он лишится и права на высший престол.

– Это которой же?

Славьтесь, асы!
Асиньи, славьтесь!

– кричали вокруг нас сотни людских голосов.

Славься, земля многоцветная!
Славься, морей повелитель!
День и сыны его, славьтесь!
Ночь и сестра ее, славьтесь!
Скота умноженья, родов прибавления,
Мира и счастья, пока мы живем!

Стучали бубны, гудели рога, тысячи людских душ взывали к нам, прося все о том же – о продолжении жизни. Из тысяч рогов и чаш на жертвенники лились подношения – и вдруг целый дождь сладкого меда обрушился на нас, и где-то бесчисленные голоса с мольбой и надеждой повторяли мое имя. Я захохотал, вся облитая медом, будто любовью рода человеческого. Тюру тоже досталось – он засмеялся и стал слизывать медовые капли с моего лица, шеи, груди. Мое залитое медом платье вмиг растаяло, и я поцеловала Тюра в сладкие от меда губы. Сдержанность покинула его, как всегда в эту ночь; постанывая от нетерпения, он опрокинул меня спиной на траву, и под нами раскинулась пышная подстилка из душистых цветов.

И когда его наслаждение дошло до высшей точки, над Мидгардом хлынул дождь. Дождь заливал костры, омывал жертвенники, будил уснувших на опушках, гнал из-под кустов смеющиеся парочки, и смертные знали – их мольбы услышаны, боги выплеснули свою животворную страсть, колесо года зашло на новый оборот…

* * *

Даже не знаю, как долго мы не видели Локи, но напомнил он о себе самым неожиданным образом. Однажды утром за мной прибежала какая-то из богинь – служанок Фригг, кажется, Гна, – и потащила к Чертогу Радости. В чем дело, она не говорила, а только давилась от хохота.

Двор был полон народу, все стояли тесным кругом, горячо обсуждали что-то и смеялись. Когда я протолкалась к середине толпы, то ахнула и тоже засмеялась.

В кольце оживленных асов стоял жеребенок – хорошенький белый жеребеночек с черной гривой и хвостом, с огромными, влажными черными глазами. И… у него было восемь ног! Не веря глазам, я поморгала, пересчитала их несколько раз. Нет, у меня не двоится в глазах, их восемь! Рядом с ним стоял Локи – выглядел он не совсем здоровым, бледным и усталым.

– Локи! – Я всплеснула руками. – Где ты раздобыл это чудо?

– Да шел, понимаешь, из Ётунхейма, смотрю – лежит на опушке, среди ромашек, хорошенький такой, а матери нигде нет… – Локи почесал в затылке. – Дай, думаю, возьму с собой, а то волки съедят… Он даже ходить пока не может толком, в ногах путается.

– Видно, кобыла, что его родила, постыдилась такого чада и выкинула его, – усмехнулся Браги.

– Да уж верно, кобыла его не с простым жеребцом нагуляла, а с великанским! – заметил Фрейр. – Оттого и лишние ноги!

– Может, та кобыла не хотела его бросать! – горячо вступился Локи, поглаживая малыша по черной гриве. – Но ее родичи сказали, что с таким выродком в дом не пустят, вот ей и пришлось его оставить в надежде, что какие-нибудь добрые люди о нем позаботятся!