Янтарный след

К моему изумлению, он опустил голову мне на колени, так что его лицо скрылось в цветах. Я ждала, что он встанет, но он все лежал и не двигался. Тогда я приподняла пару лилий – и обнаружила, что он спит. Возможно, в первый раз за очередную вечность.

* * *

После этого я долго не видела Одина, но замечала, что мои друзья-альвы выглядят озабоченными. На вопросы они отвечали уклончиво. Забеспокоившись, я прямо спросила, где их господин. Они не хотели отвечать, но было ясно, что дела у него не в порядке. И волки, и вороны слонялись по Асгарду по двое, а то и все четверо одновременно, не имея дела: Один не давал им поручений, даже не посылал смотреть, что творится в мире. Только когда я пригрозила, что ни один из них больше не войдет в мою дверь, Хравн Белый рассказал мне, в чем дело.

– Господин все время проводит возле Источника, где голова Мимира. Мимир отвечает ему, но поделиться знаниями согласен при одном условии, а этого условия господин не хочет принимать.

– Что это за условие?

– Он желает слишком большую плату.

– Какую?

Хравн Белый помялся, но я нахмурилась, и он выдавил:

– Мимир требует его глаз.

– Глаз?

– Да. Хочет забрать его. А господин не хочет отдавать глаз, потому что тогда он станет несовершенен…

– И лишится надежды занять престол владыки Асгарда! – догадалась я. – Так вот чего он хочет! Я давно подозревала! Так значит, он мучается выбором: знания или власть! Он хочет иметь все, а можно только что-то одно! И к чему он склоняется?

– Этого мы не знаем, – Хравн Белый вздохнул.

Я поверила: волки и вороны – Одиновы глаза и мысли, они знают почти все, что знает он, но не полностью все, а лгать мне они не станут. Должно быть, этот выбор еще не сделан, и ответ лежит в будущем.

Настала Середина Лета. В обитаемых мирах взвились высокие костры, люди, альвы, дверги пировали и веселились, танцевали вокруг шестов, увитых цветами. Меня носило из мира в мир, с одного жертвенника на другой. Я вступала то в один танцующий круг, то в другой, и на миг множеству глаз являлось прекраснейшее в мире зрелище – стройная женщина в платье из цветов, окруженная цветочным вихрем. Волосы мои были цвета солнечных лучей – днем светло-золотистые, вечером – огненные с багряными прядями. Один глаз у меня был зеленым, а другой – черным, ибо в эту ночь свершается великий перелом, и поле света засевается семенами тьмы.

Скользя над Средним Миром, я вдруг увидела на берегу какого-то озера, в стороне от толпы, одинокого мужчину – он сидел, прислонившись спиной к большому камню, и наблюдал за весельем, не участвуя в нем. Меня потянуло к нему, и я присела рядом. Он обернулся, и я узнала Тюра.

– Вот ты где? – воскликнула я. – Почему ты не на пиру в Чертоге Радости?

– Ты спрашиваешь? – Он заглянул в стоявшую перед ним золотую чашу, но там было пусто. – Потому что в этот день для меня и сладкий мед горек, как слезы.

Я посмотрела на его уполовиненную правую руку. Боги бессмертны и неуязвимы для смертных рук, но другие боги и великаны могут нанести им неисправимые повреждения. Он отдал свою руку ради обуздания Фенрира, и никто не может ее вернуть ему, даже я. Тюр – самое величественное и печальное напоминание о том, что ни мощь, ни доблесть не защитят от злой судьбы. Ни смертного, ни бога. В былые века Тюр носил титул Всеотца, был владыкой Асгарда по праву господина неба. Ему принадлежит власть над небесным куполом, дневным светом и силой солнца. Даже я была бы бессильна и бесполезна без него. Если бы меня заставили выбирать себе в Асгарде мужа, я без колебаний выбрала бы Тюра, несмотря на его увечье. Он красив, как сам небесный свод в ясный солнечный день. Продолговатое узкое лицо, густые черные брови; разрез ярких голубых глаз и очерк высоких скул придают лицу изящество, а угловатая нижняя челюсть и твердый подбородок – мужественность. Борода у него золотистая, как солнечный свет, а длинные, ниже локтей, лежащие красивыми кудрявыми волнами волосы – светлее, мягкого сливочного цвета, и каждый волосок светится. И сложен он безупречно – широкая грудь, тонкий пояс, крепкая шея, могучие мышцы плеч. Вот только правая рука, что кончается у локтя…

От этой красоты щемит сердце – во всех девяти мирах нет мужчины, более достойного любви, но любовь его и сгубила. Он был женат на великанше – красивой и по виду разумной, но великанья природа одолевает даже разум. От такого-то мужа ее потянуло, как беременных тянет порой на всякую дрянь, к кому бы – к Локи, к этому слизняку с изуродованным ртом, торчащими ушами и лживыми глазами. Она родила от него то чудовище, волка-губителя. И Тюр вложил ему в пасть свою руку, считая себя виновником его появления на свет. С женой своей он с тех пор ничего общего не имеет и живет один.

Кроме короткой ночи Середины Лета, когда его сила нужна вселенной.

– Говорят, твой отец освободил престол владыки Асгарда? – спросил Тюр, не отводя глаз от танцующих и бездумно вертя в левой руке пустую чашу.