Близ жертвенника нашелся ровный участок, мужчины обмерили площадку и обозначили ее, положив на белую каменистую землю копья. Совсем рядом шумело море и чайки носились с криками, будто растревоженные непривычным и грозным зрелищем. Толпа разместилась со стороны берега, в нескольких шагах от лежащих копий. Ближе стоял только Арво и еще несколько старших мужчин, все с бронзовыми браслетами на правой руке в знак воинских заслуг.
Снефрид осталась позади жертвенника – так она хорошо видела площадку, но сама не привлекала внимания, отчасти скрытая от глаз. Оба противника шагнули через копья – щит на левой руке, меч в правой, где у каждого блестел бронзовый браслет воина. Снефрид так же решительно сжимала бронзовый жезл вёльвы, свое неизменное оружие. Она не сомневалась, что у нее хватит сил наложить на Коткаса чары неподвижности – но позволительно ли ей это сделать? Это будет незаконное вмешательство в поединок, а наказание может последовать как от людей, так и от богов…
– Тара авита! – крикнул Коткас, потрясая мечом. – Помоги, Тара!
– Тара авита! – откликнулся Меелит.
Как Снефрид и ожидала, Коткас, старше годами, более опытный и более уверенный, сразу стал делать выпады, а Меелит, не менее исполненный решимости не проиграть, пока больше защищался и отводил щитом вражеский клинок. Но Снефрид следила за ними лишь краем глаза. Не стоило вмешиваться в дело на площадке – Хравн Черный предупредил, что ей предстоит собственное сражение, и она старалась не пропустить появления противника. Отмечая глухие удары мечей по щитам, выкрики вокруг площадки – то радостные, то тревожные, – она больше смотрела на небо, на море, в воздух, прислушивалась к шуму ветра, крикам чаек… Ее трясло от волнения, но она знала, что так и должно быть. Не раз ей приходилось слушать, как хирдманы Эйрика рассказывали о таких делах: пока ждешь боя – тревожно, а когда начинается – страх исчезает, остается только предельная сосредоточенность…
«Теперь ты ее увидишь», – обещал Хравн Черный.
Но вышло не совсем так. По жилам пробежал холод, и возникло ощущение, будто ее кровь превратилась в голубой свет. Зрение прояснилось, и Снефрид обнаружила, что напротив, у дальнего края площадки и выше, появилась фигура женщины. Снефрид сперва увидела ее во весь рост, а потом сообразила, что женщина стоит на воздухе над головами толпы. Она была в платье белее снега, поверх него кольчуга, на голове шлем; из-под шлема виднелись заплетенные в косы очень светлые волосы.
Однако первым Снефрид заметила не это. Взгляд ее приковали две вещи: глаза женщины, источавшие яркий серебристый свет – и такое же сверкающее копье в ее руке. Острие копья было сверху вниз направлено на площадку, и жало выцеливало одного из сражающихся.
А те, разумеется, не замечали новой опасности. Коткас как раз бросился вперед, нанес несколько быстрых ударов, заставив Меелита прикрыться сверху, потом сразу подпрыгнуть, чтобы уберечь ноги; вслед за тем Меелит сам нанес удар, заставив Коткаса уйти в сторону и назад. Слух Снефрид уловил несколько быстрых глухих ударов один за другим, но на площадку она даже не взглянула. Главная угроза Меелиту исходила не от Коткаса.
Снефрид вскинула жезл вёльвы и провела им сверху вниз, чертя в воздухе руну Льда. И заговорила:
Едва начав произносить эти строки, Снефрид ощутила, что сама и стала первой, на кого они оказали действие – она начала стремительно расти, как будто каждое слово было ступенькой, по которым она поднималась шаг за шагом, возносясь над землей. Ее охватил жар, голубой свет в жилах сменился ощущением текучего пламени. Она росла и росла, взмывая над скалой; фигурки людей уже остались внизу, и жертвенник казался кучкой камней, и ей уже было легко заглянуть в море за краем обрыва. Шлемоносная Дева оказалась сперва напротив – Снефрид видела, как повернулось к ней прекрасное лицо, как широко раскрылись серебристые глаз, как опустилось копье в ослабевшей от изумления руке. И вот она уже была внизу – Снефрид смотрела на нее сверху, Скульд была меньше нее, и в ее глазах изумление сменилось испугом.
Голос ее гремел, раскатываясь над морем. В угрожающем жесте Снефрид подняла жезл и вдруг обнаружила, что сжимает в руке копье, настоящее боевое копье, направляя его на Скульд.