С высоты я еще раз оглядела дом. Стены укрыты шкурами громадных зверей – медведей, волков, туров. Живыми я таких чудовищ и не видела, слава Имиру. А вон на стойке оружие Тьяци – шлем величиной с хороший котел, с литой фигуркой кабана на макушке, громадный топор, щит – таким щитом можно покрыть небогатый дом вместо крыши. Резной рог, в который Скади трубила у ворот Асгарда, когда явилась искать мести. И это оружие, и все в этом доме для Скади слишком велико. Но, похоже, ей даже не приходит в голову устроить себе другое жилище или уменьшить утварь. Живя здесь, она как бы продолжает жить с отцом, здесь она чувствует себя уверенно.
– Дорогая, что случилось? – ласково обратилась я к ней. – По пути сюда мы видели, как огорчен наш отец твоим уходом – по морю катятся сердитые валы, ни одна лодка не может отойти от берега, ни один рыбак не закинет сети. Почему ты покинула его дом? Может, он тебя чем-то обидел? Я знаю, он не хотел этого, ведь ты его жена, он тебя любит. Расскажи мне, что тебя огорчило, и мы постараемся все уладить, правда, Сияющий?
Хоть в доме и горел огонь, было достаточно темно, чтобы сияние лица и волос Улля виднелось отчетливо. Я вспомнила, что красивее всего он выглядит в своей Тисовой Обители – как раз потому, что там вечный полумрак, который так хорошо сочетается в этим мягким свечением. Когда я заговорила, Скади смотрела на Улля, и во взгляде ее отражалось невольное восхищение. В мрачной огромности ее дома именно этого теплого сияния так не хватало…
– Что здесь можно уладить? – с досадой ответила Скади, переводя взгляд на меня. – Каждый день одно и то же, с тех самых пор как мы поженились! Там же просто невозможно жить! День и ночь там нет покоя от птичьего крика! Невозможно глаз сомкнуть, просто какое-то мучение! Целый день под окном крякают утки; отойдешь от дома – там вопят гуси. В темноте еще до рассвета принимаются голосить чайки – ни один злой мертвец не сможет кричать противнее! Эти вопли пронзают мне уши! Бакланы величиной с гуся – если зазеваюсь, они и меня проглотят, как рыбешку. В Корабельном Дворе я не могу отдохнуть ни днем, ни ночью, я вся измучилась. Мне нужно побыть у себя, чтобы обрести немного покоя. Если бы Ньёрд согласился жить здесь со мной, то мы могли бы поладить.
Я прислушалась. В лесном доме Скади было не так уж и тихо. Я различала то уханье сов, то крики болотных птиц. Вдали провыл волк. Когда сильный ветер, должно быть, лес шумит громче шторма, а громадные ели в бурю трещат и ломаются так, что посрамят и треск Торовых молний. Но Скади, привыкшая с детства к этим голосам, не слышала их, если не прислушивалась, а когда слышала, они ее не раздражали. Здесь она чувствовала себя дома, и даже шум ее радовал.
– И потом… это море – слишком огромное! – с обидой продолжала Скади. – Перед ним… я слишком маленькая! На море ты открыт всем ветрам и всем взглядам, там некуда спрятаться. Здесь, в лесу, мне уютнее. Здесь меня никто не видит, никто не найдет.
– На море никто тебя не обидит! – мягко сказала я. – Отец – его повелитель, он защитит тебя от любых опасностей. Разве что-то там причиняло тебе вред?
– Море так ревет порой, будто сейчас накатит и смоет всю землю! Просто… мне не нравится там жить, вот и все. И там все время воняет рыбой. Ладно еще, если свежей. А если тухлой? Однажды было, что чайки подрались в воздухе, и мне прямо на голову упала рыбья голова! От этого соленого ветра я сама вся просолилась, будто меня кто-то на зиму запас!
Улль хмыкнул, но постарался подавить смех.
– А как же наш отец? Разве ты не скучаешь по нему?
Скади не ответила, глядя в сторону. Потом вздохнула:
– Лучше бы я не соглашалась на ваш выкуп! Лучше бы я взяла что-то другое!
– Хорошо, что тебе не достался Бальдр, – напомнил Улль. – Иначе ты бы уже осталась вдовой или была вынуждена последовать за ним в Хель. Наш отец воистину бессмертен – даже когда случится Затмение Богов и все мы погибнем, он останется жить. Все то же море будет омывать новую землю, населенную новыми людьми, и новое небо, занятое новыми богами.
– Да лучше бы я погибла вместе с тем, кого любила, чем всю жизнь мучилась с этими… чайками! – запальчиво ответила Скади. – У нас и привычки все разные, и занятия.
Я-то понимала, что дело не в привычках. Наш великий отец был бы совершенно неуместен в этом доме среди лесистых горных склонов, как сама Скади – на морском берегу. А вот мягкое сияние Улля – именно то, чего ей не хватает здесь. Да и в его Тисовой Обители ей было бы неплохо – почти как здесь.
Переночевав там, мы с Уллем на другой день отправились домой.
– Ты можешь что-нибудь с этим сделать? – спросил меня Улль, когда мы оставили позади поляну и Скади, машущую нам рукой в окружении собак, и его корабль плыл над лесистыми склонами. – Дело не в чайках, а просто она его не любит. Можешь ты сделать так, чтобы полюбила? Тогда ей станет плевать на чаек, гусей, уток и прочих.