Отрока они оставили снаружи и велели ждать, а факел забрали. Промозглый воздух в бане был еще холоднее, чем снаружи, и Снефрид, передернувшись и чихнув, подумала: понятно, почему словене гадают в банях. Сам этот влажный холод наводит на мысль о близости мертвых. Напоминает ту росу, что вьется над источником у корней Ясеня…
В бане не было ни свечей, ни светильников – в темное время сюда не ходят, а днем для мытья хватает света из оконца. Сванхейд держала факел, но он уже начал мигать и гаснуть.
– Погаси его, – сказала Снефрид, когда они огляделись и убедились, что ничего страшного в бане нет.
Хотя избавиться от тревоги это не помогло. Сванхейд положила факел в печь, и вскоре он там погас. Выползло немного дыма. Дверь они закрыли, сквозь оконце вливалось немного лунного света – ровно столько, чтобы отличить человека от печи.
– Что нужно делать? – прошептала Сванхейд.
Наделенная присутствием духа, достаточным и для мужчины, она не так чтобы боялась, но слегка оробела в ожидании встречи с дисой.
– Моя диса когда-то была призвана для твоего брата Эйрика, – так же шепотом пояснила ей Снефрид. – Но я думаю, ради вашего родства она поможет и тебе. Помогла же она Свенельду…
– Это сделала твоя тетка? А ты сумела бы призвать дису для другого человека?
– Для кого?
– Если у меня все же будет еще сын, я бы хотела, чтобы у него была своя вирд-кона. Тогда она уж сумеет уберечь его и дать удачу! Я знаю, что у моего покойного деда Бьёрна была вирд-кона, но не слышала, чтобы в здешних краях кто-то умел призывать спе-дису.
– Я спрошу у Хравнхильд, можно ли будет это сделать. Если она меня научит, то отчего же не попробовать?
Снефрид подняла в темноте жезл и заговорила:
Сначала было тихо, и Снефрид уже думала начать заклинание снова – или позвать Хравна Черного, чтобы он и его братья снова доставили дису за Восточное море. Но вдруг посреди темной бани возникло некое мерцание. Постепенно Снефрид различила очертания серебряного жезла, парящего прямо в воздухе, вокруг него вился легкий туман, напоминая росу над Источником. Снефрид ждала, что сейчас увидит и Хравнхильд, держащую жезл. Но никто не появился, вместо этого раздался голос – тихий, невыразительный, похожий на шепот голос норны Урд:
Голос умолк, мерцание погасло, серебряный жезл исчез.
– Т-ты ведь тоже это слышала? – раздался неуверенный голос Сванхейд.
– Да. И это была не моя диса…
– А кто? – В голосе Сванхейд послышался испуг.
– Это была сама норна Урд. Видно, моя диса не знала ответа и обратилась к ней.
– Но что она сказала? – Наконец Сванхейд решилась сойти с места и придвинулась к Снефрид. – Фригг недовольна! Про какую-то изгнанницу, обиду! И про какого-то змея шипящего… то есть разящего… или язвящего! О чем это? О прошлом, о будущем?
В первые мгновения любое пророчество кажется туманным и недоступным для понимания.
– О прошлом, – пояснила Снефрид. – О том, что уже произошло, уже явлено. Если бы речь шла о будущем, нам явилась бы Скульд.
– А ты умеешь их различать?
– Да, – Снефрид вздохнула. – Скульд говорила бы
В ближайшие дни Сванхейд больше не заводила речи об этом предсказании, но Снефрид видела, что королева стала слегка рассеянной и беспокойной. Олав конунг, видимо, тоже знал об их вечернем походе в баню; иной раз Снефрид ловила на себе его взгляд, задумчивый, многозначительный и… недовольный? Его что-то угнетало. «Олаву ведом верный ответ», – сказала норна Урд. Чем Олав недоволен? Тем, что у него нет ответа? Или тем, что он есть?