Тишина стояла такая, что мне казалось, будто в моей голове гудит от напряжения, вздрагивая и с трудом подавив удушливые всхлипы, когда отец вдруг кинулся к ней тяжело и порывисто, заключая ее в свои объятья и прижимая к груди так крепко. словно хотел забрать всю ее боль и дрожь, не обращая внимания на то, как с грохотом и звоном полетела на пол тарелка с кексами, разбиваясь вдребезги.
Я даже не вздрогнула, когда послышался грохот сотрясающий землю. не в состоянии подумать, что опять сломали эти великаны или чьими частями тела вспороли мерзлую землю, но истерично взвизгнула, когда услышала прямо за своей спиной тот самый жуткий двойной голос, от звука которого на моем затылке просто волосы встали дыбом:
Это же просто рехнуться можно!!
— Ради Марса! Только ради Марса!
Как бы я хотела быть такой, как жена Лютого!
И когда главный Палач сделал неуловимый выпад вперед, не оставляя за собой в воздухе даже размытого пятна, я испуганно зажмурилась, всерьез испугавшись того, что сейчас кто-то лишиться своей белокурой головушки, если бы не тот Бер с двойным голосом, который оказался рядом с Лютым так же быстро, готовый откинуть Палача с намеченной дороги.
Но Тайга была не из робкого десятка, когда лишь вскинула брови, глядя прямо в эти колкие зеленые глаза, когда спокойно проговорила:
— Да, в конце, чтобы каждый знал и видел, в чем я был виновен…но что остался жив.
Мне достаточно было просто видеть их.
— Ты рассказала о нас кому-то из вашей деревни?
Обнять так, чтобы все наши слезы и страдания за любимых мужчин стали единым. не делясь больше пополам. ведь так поступают в большой дружной семье?
— Показывали еще как! Грубо, нагло, навязчиво… — вспоминая о том, что каждый второй мужчина искренне считал, что должен «приручить рыжеволосую ведьму». сделав её покладистой и послушной, я поморщилась, даже сейчас почувствовав вспышку ярости внутри себя.
И этот грохот будто привел всех в движение.
Мне казалось, что если он отпустит меня сейчас на эти светлые деревянные половицы, выложенные красивыми ровными рядами. то под моими ногами выступит грязь, оставляя уродливые следы.
— Давай лучше я пойду, Лютый!
Я вздрогнула, услышав голос Тайги, который прозвучал твердо и слегка вызывающе, когда я подняла голову, растерянно наблюдая за тем, как она вошла в комнату, останавливаясь возле меня, словно была моей защитой.
— Янтарь!
…Не то, чтобы остальные не были рады.
— Просто необходима…
Я подпрыгнула даже в руках Янтаря, когда из общей массы всех мужчин вперед сделали шаги отец Янтаря и тот Кадьяк, у которого были удивительно яркие синющие глаза и длиннющие черные ресницы.
Что всё только мой желанный сон и где-то меня ждет моя смерть…
— И никто из людей не обращал внимания на то, что твой отец отличается от них? — чуть дернул бровью Карат, прищуривая свои жуткие пронзительные глаза, от которых меня и сейчас бросало в дрожь.
— Не делай этого. Если кто-то вмешается. будет еще хуже. Они пройдут это испытание ради своей семьи и вернутся. Если же Палачи почувствуют кого-то еще. кто окажется рядом и посмеет помешать, то мы не знаем, что будет дальше и чем все закончится.
Главное не думать, что все они каким-то странным образом общались между собой, да еще и дети как-то оказались общими — ну просто Беровская шведская семья воистину!
А еще буквально под потолком витало напряженное ожидание моего более развернутого рассказа.
Это было так ужасно и дико, словно я должна была исповедаться перед всей семьей того, к кому мое сердце тянулось робко, но неумолимо!
— …Пап? — выдохнула девушка, протягивая вдруг руки, словно просилась на ручки, и ее тут же подхватил тот Кадьяк, чьи глаза поражали своей яркостью, прижимая к своей груди так жадно и сильно, словно он сам пытался найти в ней свое спасение и мир.
— Мы никогда не обсуждали это, но думаю, что да. У рода Бурых ведь не запрещено жить среди людей. По крайней мере, я не помню того, чтобы папа страдал. Он часто уходил в лес и общался со своими медвежьими собратьями.
— В ваших законах прописано или указано устно условие не только о замене наказания, но и виновного? — впервые за долгое время проговорил блондин с голубыми яркими глазами, делая это так же отрывисто и колко, как Палач, словно его ледяная натура была под стать этим стражникам закона
Говорят, что самое сильное чувство — любовь…
— Как ты, друг мой? — обернулся он и к отцу. который шагал самым последним. заглядывая в его прозрачно-серые глаза, но так и не получив ответа, просто молча обнял рукой за мощную шею, вышагивая рядом.
— …оставьте меня здесь, — прохрипела я едва слышно. и вздрагивая когда из кустов появился молодой парень, прикрывая руками свои обнаженные бедра. явно не выросший в лесу, подобно своим большим собратьям, судя по тому, что стеснялся ходить голышом, а еще выглядел так, словно только что его фотографировали на обложку журнала.
Он стоял словно замок.