Павло Павлович. Ну и что ж, что выбирали! Меня выбирали туда как баласт.
Мотря Терентьевна. Как бы ни выбирали, а выбирали! Коля вот еще — комсомолец…
Павло Павлович. Коля от меня отрекся. Сначала — этот комсомол, потом перебрался в общежитие из отцовского дома, а теперь и совсем исчез — наверно, в эвакуацию пошел. Эх, не моя у него голова!
Мотря Терентьевна. Ты всех детей из дома поразогнал! На беса мне твое хозяйство, и дом, и корова, и куры, и садик, коли внуки мои по чужим углам слоняются! На беса, скажи?!
Павло Павлович. Кого это я поразогнал, Мотря?
Мотря Терентьевна. Дочка из дома убежала… За лейтенанта вышла и убежала. И внуков моих чужие люди баюкают. Думаешь, не больно? А Коля где?.. Разве от порядочного родителя дети бегают? Да за один Колин мизинчик я отдала бы все на свете вместе с тобой!..
Павло Павлович. Вот, глупая, сейчас же и плакать! Горький в пьесе "Мещане" сказал, что дети родителей не понимают…
Мотря Терентьевна. Так то ж Горький. Ты сам себя раз в году понимаешь! А брат мой Ленечка?! Вспомни хоть сегодня…
Павло Павлович. Тс-с! Мы его давно похоронили в нашей душе… Пора и забыть.
Мотря Терентьевна. Такой уж ты родич — сразу и забыть! Еще и двадцати лет не прошло.
Очередь из автомата за окном.
Пригнись, чего торчишь, как деревянный!
В дверь кто-то постучал.
Боже мой, уже кто-то стучится!..
Павло Павлович. Погоди отпирать! Спроси, кто там… Если будут говорить про хлеб или про зерно — слышишь: про хлеб или про зерно, — и на порог не пускай! Не надо! Гони от дверей! Это условный знак! Гони — и все тут!
Мотря Терентьевна. А ну как немцы?
Павло Павлович. Проси!
Мотря Терентьевна. Курей надо подальше ховать…
Снова стук в дверь.
Сейчас, сейчас! Стучатся, как в свой дом, — вот люди…
Слышен какой-то разговор. Входит Максим, за ним Мотря Терентьевна.
Максим. Доброго здоровья. Из этого окна немного свет пробивается, завесьте чем-нибудь…
Мотря Терентьевна. Я думала, что немец! Спрашиваю: "Кто там?" — а товарищ директор меня по-немецкому — чистый немец. Так душа и похолодела… Слава тебе господи, немцев, выходит, прогнали… Там, сдается, еще кто-то с вами стоял?
Максим. Павло Павлович, Свирид Гаврилович не был? Может, случайно заходил, скажите, пожалуйста?
Павло Павлович. Такой революционер стал! Взрывает домну. С час тому назад слышали взрыв?
Максим. Его дом горит…
Мотря Терентьевна. Ой, горюшко!
Павло Павлович. Ай-ай-ай! Бедные птички! Таких птичек лишиться!
Максим. Павло Павлович, вы дали согласие на квартиру для явок?..
Павло Павлович. А как же, дал! Так и условились: если кто постучит и спросит про хлеб или про зерно, тех пускать и направлять дальше… Для революции, может, и моя копейка не будет щербата!
Мотря Терентьевна. О чем вы говорите, не постигну?
Павло Павлович. Тебя не касается, Мотря…
Максим. Простите, ошибаетесь! Мы, хозяйка, договорились с Павло Павловичем так: к вам на квартиру при немцах будут приходить советские люди, а вы их укроете, направите дальше, куда надо будет.
Мотря Терентьевна. Ой боженька мой, вот страхи! У меня аж ноги дрожат…
Павло Павлович. Вот слезливая баба! Максим Иванович, вы не смотрите на нее, известное дело — баба… Да постой, не плачь, еще где эти немцы-то, у черта лысого?!
Максим. Немцы, Павло Павлович, уже здесь. Заняли Крамово. Наши отступили.
Павло Павлович. Да что вы говорите!..
Максим. Немцы вместе с итальянцами. Идут уже обыски, может, раненых кто укрывает или оружие…
Мотря Терентьевна
Максим. Я пришлю к вам человека, он вам скажет, как говорить и куда переправлять товарищей, которые придут ил явку…
Павло Павлович. Так говорите, дорогой Максим Иванович, что мы уже очутились под немцами? Что хозяин у нас германская армия?
Максим. Не хозяин, а временный захватчик.
Павло Павлович
Максим. Я не понимаю вас, Павло Павлович.
Павло Павлович. Слушай, Максим, паном ты был вчера, при Советской власти, а сейчас ты — вот: тьфу! И зря не уехал вместе с вашими…
Максим
Павло Павлович. Не за что…
Максим