Яновский Юрий. Собрание сочинений. Том 3

Максим. Надюша. Будем надеяться на лучшее. Хорошо? (Берет Надюшу за руку)

Несмело свистнул соловей. Раз, второй. Из-за двери тотчас же выглянул Свирид Гаврилович.

Надюша. Не трогайте мою руку.

Максим. Надюша. Я вам… Я вас… ну, чувствую.

Надюша (перебивает). Мне это безразлично!

Громче запел соловей. Свирид Гаврилович не выдержал, вошел в комнату.

Свирид Гаврилович. Тише, тише! Начинается концерт! Хома Мартынович, Яша!

Входят Хома Мартынович и Яша.

Птицы поют. Слышите, как ваш соловей выводит? Молодчина, ей-право… Красота! А пеночка — шельмина дочь! Так его, так!.. Ах вы, милые мои создания!.. Нету для вас никакой войны…

Тишина. Щебечут птицы. Соловей, как первая скрипка. Малиновка, как флейта-пикколо. Пеночка, как далекая арфа. Скворец в черном сюртучке подает голос, как фагот. Начинается концерт.

Занавес

ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ

Картина 5

Квартира Свирида Гавриловича через три месяца. Ночь. Все, как и прежде. Только стекла закрашены темно-синей краской, чтобы свет не проходил из комнаты на улицу. Максим в старом рабочем костюме, в ватной куртке. Надюша складывает вещи в небольшой чемодан.

Надюша. Ты сам отцу сказал, Максим? Я так волнуюсь…

Максим. Волноваться нечего, Надюша. Он ведь понимает, что это последняя возможность не остаться с врагами. Может, утром гитлеровцы уже будут здесь…

Надюша. Как ты можешь спокойно об этом говорить?

Максим. Спокойствие не значит равнодушие. Хочу условиться с тобой о будущем. Это последний эшелон. Ты с отцом и все наши поедете на восток. Связь буду держать с тобой через наркомат. А ты меня ищи через Политуправление фронта. Понятно? Завод минирован, домну разрушим еще сегодня, а с остальным подождем. Мы еще посмотрим. Что ты на меня так глядишь?

Надюша. Ты не едешь с нами?

Максим. Я остаюсь. Тут будут кой-какие дела…

Надюша. И я останусь.

Максим. Ты понимаешь, что значит девушке остаться при немцах?

Надюша. Все равно останусь… Я одна не поеду…

Максим. Ну, ладно, подожди меня за фронтом, — хорошо? Только выполню тут свои поручения, сразу же тебя догоню, — согласна? Ну, смотри у меня, не плачь. Глаза-то как вдруг заблестели, — уж не слезы ли, Надюша?

Надюша (не выдержала, бросилась ему на шею). Максим… Я не могу ехать без тебя… Ты все только смеешься. Думай обо мне, что хочешь, — я не поеду… Можешь не любить, только позволь остаться около тебя…

Максим (ласкает ее). Видишь, какую минуту мы выбрали для личных дел… Ходили-ходили друг возле друга, ворчали, ругались, притворялись равнодушными… Думали: времени у нас много-премного, — и все так думают. А времени — в обрез. Просто как подумаешь — совсем мало… Сам вижу, какие моты все влюбленные. Давно хотел сказать, чтобы ты пригляделась ко мне… Может, будем вдвоем после воины… Родители хорошо надумали, что обручили нас…

Надюша. Я тебе не совсем безразлична, Максим?

Максим. Разве не бросается в глаза, как я тебя люблю?

Надюша. Значит, остаемся оба?

Максим. Нет, Надюша, тебе приходится ехать…

Надюша. Я не могу, Максим…

Максим (взглянул на часы). Где это задержался наш старик? Может, домой не зайдет, а прямо на товарную станцию?

Надюша. Не попрощавшись с птицами? Ты его не знаешь!

Максим. Я понесу чемодан. Двигаемся к эшелону. Надо ночью выехать, чтобы меньше бомбили. Свирид Гаврилович, наверное, уже там.

Надюша. Не знаю. Гаси лампу, а я отворю окно. (Открывает окно, яркий свет из окна озаряет комнату.)

Максим (выглядывает). Осветительные ракеты бросают. Видимо, налет… Пошли скорей. Вон бьют зенитки… Где-то далеко. С музыкой поедете…

Надюша. Максим, поцелуй меня на прощанье…

Максим. О, какой я еще…

Целуются, медленно уходят. Комната пуста, в окно слышен грохот зениток, далекие разрывы, видны лучи прожекторов. Немного спустя кто-то закрывает окно. Темно. Зажглась спичка, засветилась лампа. Около лампы — Свирид Гаврилович.