Во-вторых, намерен ли он позировать для своего портрета, то есть показывать себя в деле, в умной беседе, или мне нужно напрягать воображение?
— Да ведь мы уже общались, — неуверенно сказал он.
— Этого вполне достаточно для создания литературного портрета малой формы, — заверил я.
Он удовлетворённо кивнул, и мы перешли к третьему: должен ли я на его образе кое-что подретушировать?
— Как это? — не понял он. — Ну, можно ведь написать, что у вас римский нос, орлиный взгляд и статная фигура…
— Зачем приукрашивать! Фигура у меня не статная, взгляд обыкновенный, нос немного кривоват и на переносице шрам.
— Бандитский кулак с кастетом?
— Нет. Самая заурядная бытовая травма. Так и напишите. Я ж не ради рекламы — просто-напросто желаю запечатлеться в русской литературе.
— Вопросов больше нет, — заключил я.
И мы выпили по рюмочке армянского коньяка.
Неделю спустя, я получил от него письмо. Кубаров по-деловому написал, что «
«
Прочитав это, мы с женой поулыбались: гостить у кого-либо не в обычае у нас. То есть бывали, конечно в гостях, но не так, чтобы с ночевкой, тем более в течение длительного времени.
«
И верно, в ближайший четверг молодой человек в тёмных очках позвонил нам в дверь. Ну да, это был один из тех двоих, что я видел на станции Ямуга.
— Я за вами, — сказал он. — Хозяин сам хотел приехать, но не смог, занят. Мы так рассудили: а почему бы и не погостить? Не праздности ради — ради дела! Но сначала я решил съездить на ту дачу один, посмотреть, как там и что: действительно ли благословенное место или оно таковым выглядит лишь в представлении его владельца.
В то время я писал «повесть о снегах». Она увлекала меня, потому что мои герои оказывались в необычных положениях и совершали глупые или героические поступки, повергая меня самого в изумление, — их завалило снегами!
Это была повесть о великих русских снегах, придавивших некую местность, люди принуждены были вести