В начале 1953 года я был приглашен в ЦК КПСС для разговора о переходе на работу в ЦК, в отдел школ. Согласился. Мать опять была против, отговаривала меня от переезда в Москву. «Лексан, — говорила она, — не езди туда, скажи, что ребенок маленький родился». Неотразимый аргумент! Мама не хотела, чтобы я еще дальше уезжал от родительского дома.
Тем временем умер Сталин. Ярославль затих. Улицы опустели. Собралось бюро обкома партии. Все молчали. У всех одно на уме: как будем жить дальше? Казалось, что жизнь закончилась, — настолько все были оболванены. Что ни говори, а Сталин прекрасно знал психологию и уровень культуры народа и очень ловко манипулировал настроениями, привычками, слабостями, характерами людей, их склонностью к обожествлению «вождей». Что касается номенклатуры, то она просто испугалась за свое будущее.
О
этой и следующей главе я хочу рассказать о наиболее крупных попытках реформирования российской жизни XX века. Представляют интерес программы великих умов России, многие положения которых еще ждут своего решения и в новом столетии. Речь идет о судьбах столыпинских реформ и надеждах, связанных с Февральской демократической революцией 1917 года.
Начну со столыпинских реформ.
Земля — судьба России, но судьба роковая. В нерешенности земельного вопроса — истоки отсталости страны. Исключительная острота этой проблемы особенно выпукло нашла свое выражение в споре двух гениев России — Льва Николаевича Толстого и Петра Аркадьевича Столыпина.
Из письма Л. Н. Толстого — П. А. Столыпину
26 июля 1907 г.