Яд и Меч

Лодку едва не опрокинуло хлынувшей из-под Левиафана высокой волной. Обивка досадно заскрипела, дерево затрещало, но выдержало страшный удар волны о корму, захлестнувшей ее. Халлик закричал, его едва не выкинуло за борт, но Юлиан успел поймать мальчишку за ворот кафтана. Соскользнув по пенистой и рычащей воде вниз, суденышко полетело дальше, не меняя курса. Палубу окатило водопадом из брызг. С затаенным дыханием граф, чувствуя из всего тела лишь свою руку на руле, посмотрел на приближающийся мыс и, не веря в богов, вдруг взмолился им всей душой.

И тут будто само море зарокотало — из глубин донесся протяжный и долгий гул, а справа по борту, разрезая гладь ластами, показался детеныш. Подгоняя себя мощным хвостом, он ринулся прямо на судно. Юлиан резко направил лодку левее, ближе к скалам. Та прыгнула на волнах, накренилась, борясь с течением, и, скрипя и сопротивляясь, полетела ко входу в бухту. Угрюмые горы Аше надвинулись, выросли над несчастными моряками, грозясь раздавить.

Зубы детеныша схлопнулись буквально в паре васо от кормы. Из-под толщи вод, справа от обиженно ревущего детеныша, явилась самка Левиафана, неторопливо загребая ластами. Зажатые между жировыми валиками два глаза, с третьим, где на месте пустой глазницы зиял шрам от копья, впились яростным взглядом в перепуганных жертв. Мать медлила. Мать учила охотиться.

Детеныш глубоко нырнул. Волны рычали за бортом суденышка. Вздыбающиеся из белой пены скалы заставляли Юлиана с сухим жаром в теле глядеть лишь перед собой. В ушах стоял свист ветра.

— Внизу! — надрывно вскрикнул Халлик. — Он под нами!

Ответив на призыв, лодка опасно накренилась правым бортом под острым углом и хлебнула буйной волны. Белыми пальцами Халлик вцепился в ахтерштаги, застонал. Из моря, слева от судна, родилась грозная тень, выросла и обернулась неистово воющим детенышем. Детеныш разорвал пенистый поток вдоль скалистого взморья, наклонил морду правее, боком навалился на волну и подгреб к лодке. Но та снова ускользнула, как ловкий чертенок в ельниках.

Юлиан в состоянии изматывающей сосредоточенности вел судно к мысу. Тот был так близко и далеко одновременно. Вдруг из воды впереди вырвался горячий фонтан, взметнувшись высоко в небеса. Самка Левиафана, играючи, с низким рокотом, похожим на гул самих земляных недр, взметнула необъятную морду. Она встала перед лодчонкой черной непроходимой стеной. А детеныш уже поднырнул, догнал рыбацкое суденышко, и, распахнув усеянную зубами пасть, кинулся к загнанным в ловушку морякам. Мать благосклонно завыла, ответив на старания своего дитя.

Справа по борту, в демонических белоснежных водах, что шипели под лодкой, явились острейшие зубы, длиной с человеческую руку. Пасть открывалась все шире и шире. Халлик вопил и рыдал, потеряв всякое самообладание, а темная тень детеныша уже нависла над судном. Лодка дала влево, обошла вздыбившуюся громаду Левиафана, протерлась прошивкой о подводную скалу. Раздался треск. Пробоина! Вода напором хлынула в трюм. Однако северо-восточный фелл подхватил суденышко, надул паруса страшной силой, и судно, едва не потерпев крушение о горы, обогнуло мыс.

Скалы раздвинулись в сторону. Буйство зелени бухты запестрело по левому борту спасительными красками. Нырнув, детеныш приготовился снова напасть, пока мать медлила, чтобы дать ее дитя шанс научиться охотиться. Юлиан действовал быстро, хотя руки предательски тряслись. Судно, едва не завалившись, дало круто влево и ушло в узкий фарватер Нериума. Из глотки детеныша раздался стон, да такой силы, что эхом он прокатился меж скал и заставил людей в Луциосе задрожать и выскочить из домов.

Граф шумно выдохнул, решив, что реликты не последуют за ним. Однако неуемное дитя, не желая отпускать ускользающую добычу, развернулось и мощными гребками ласт, опутанными наростами, последовало за Юлианом. С негодующим воем за своим беспечным ребенком протиснулась в узкое горло залива и мать, задевая телом скалы, отчего те стали осыпаться. Здесь, в укрытой горами и потаенной бухте, ветер резко спал, и лодчонка, хлопнув напоследок парусом, сильно замедлила ход.

— Твою мать! Халлик, лезь на спину! — закричал граф, кидаясь к мачте.

Он схватил сына купца, тот обвил ручонками шею северянина, а сам прикрыл глаза от ужаса и затрясся. Юлиан вцепился в мачту и поднялся наверх, насколько это было возможно. Прямо под ним разверзнулась огромная, усеянная острыми зубами пасть детеныша. Мачту затрясло из стороны в сторону. Два левиафана потрошили судно, пока оно не попало на мелководье. С оглушающим треском лопнула обшивка из лорнейской сосны, грот обломился — рыбацкая лодка рассыпалась, и доски, увлекаемые в пасть сильным течением, исчезли внутри.

Юлиан спрыгнул с рухнувшей мачты, оттолкнулся, и теперь боролся с всасывающим водоворотом. На расстоянии вытянутой от него руки распахнулся глаз, размером с винную бочку в таверне. Заглотнув лодку со всем ее содержимым, Левиафаны вновь открыли пасти, чтобы дожрать то, что сейчас хотело сбежать. Чудовища не понимали, что им в глотки сыпятся и медузы.