Яд и Меч

Юлиан вздохнул и запрыгнул в нужную лодку. А затем ненадолго замер от нахлынувшего приступа страха. Поежившись и посидев с пару минут в покачивающейся от легкого ветра лодке, северянин, наконец, шумно выдохнул, взял себя в руки и принялся за дело. Сама погода благоволила затее добрым ветром. Граф, скинув плащ у кормового руля, шустро поднял парус и направился к выходу из бухты. Вера в Вериатель и ее помощь были непоколебимы, но отчего-то в животе образовалась пустота, а все тело стало тянуть и ломать от нервов. Вспомнилась Мертвая Рулкия, когда Юлиан почувствовал нечто похожее. Однако времени на раздумья тогда не было, а вот сейчас страх охватил скользким щупальцем и обвился вокруг тела. И чем ближе были скалы, что словно раздвинулись, пропуская рыбацкую лодку, тем слабее становилась уверенность в то, что затея сработает.

Море было спокойным, а говорливые волны накатывали на высокие скалы, обступившие бухту со всех сторон. Еще холодное весеннее солнце ласкало воды Лилейского пролива. Бухта Нериум пряталась среди гор, невидимая и скрытная. Лишь находясь в определенной точке, между маяком и Лилейским островом, будто по волшебству, фарватер становился видимым, и обнажалось буйство зелени и приютившийся тут же городок.

Как безымянный страж, на мысе Голубого Когтя стоял высокий каменный маяк. Под его белоснежным куполом горел фонарь, зажигаемый в сумерках. По ободу маяка вился витиеватый васильковый узор, выполненный плиткой. Маяк так и называли — Голубым Маяком. А порой к нему слетались стаи гарпий, что кружили вокруг фонаря и тянули к нему когтистые лапы. Их отгоняли копьями и стрелами. Под маяком приютилось небольшое здание, где в тишине и покое работали маги-летописцы. Магами их язык не поворачивался назвать — эти люди были весьма слабы, но зато прекрасно умели считать и писать. Обитатели обсерватории называли себя учеными и вели летопись всего происходящего в графстве, а также следили за звездами и предсказывали по луне приливы и отливы.

* * *

Море распахнулось, и Юлиан, тревожно оглянувшись, взял курс на северо-восток. Через час, когда солнце поднялось над горами Аше, а серая завеса стала рассеиваться под усиливающимся феллским ветром, наконец, показался берег Лилейского острова.

Остров этот, подобно одинокому стражу, торчал огромной глыбой в море на некотором удалении от гор Аше. На лысой и продуваемой со всех сторон ветрами каменной груде устроили гнезда гарпии. Из-за этих мерзких созданий остров обходили стороной даже контрабандисты. А иногда какой-нибудь неопытный шкипер, не знающий про коварное течение, разбивал судно об острые камни. Тогда обломки после кораблекрушения выносило аккурат на полосу скалистого побережья, и дикие гарпии добивали тех, кому повезло или не повезло выжить и доплыть до берега.

Берег еще отчасти тонул в тумане, но визгливые крики над головой Юлиана и где-то впереди, по бокам, да повсюду, оповестили о том, что гарпии рядом. Сюда уже не доплывали пугливые рыбаки. Юлиан приспустил парус и перевесился через борт к воде, вглядываясь в нее. Голубые тела медуз скользили в толще моря. Их было мало, а значит нужно плыть дальше — на восток.

Где-то сверху, прямо над мачтой, с оглушительным воплем пролетела гарпия. Ее длинное темное тело, заканчивающееся острым хвостом, скользнуло по флагштоку мачты. Мужчина мрачно вслушался в окружающие лодку визги, скрытые в кисее тумана. «Болван!» — выругался граф, коря себя. Он, занятый мыслями лишь о Левиафане да медузах, совсем запамятовал взять мало-мальски пригодное оружие от гарпий.

В тумане, который еще колыхался над морем, рыбацкая лодка шла медленно и осторожно, чтобы не сесть на острые скалы. Их очертания неторопливо выплывали из призрачной пелены то тут, то там, а количество постоянно множилось. Похоже, приближалась восточная часть острова.

Раздался скрип дерева, и на нос судна приземлилась огромная гарпия. Ее голова с небольшими и прижатыми ушами, с огромным клювом, усеянным зубами, повернулась на бок. Когтями демоническая птица скользнула по деревянному борту, а затем, хлопнув крыльями, изогнулась, издала пронзительный визг и приготовилась напасть.

— Пошла вон! — прохрипел на языке Хор’Аф Юлиан.

Птица вдруг замерла. Ее тщедушное, на первый взгляд, тело напряглось, а морда опустилась чуть ниже. Казалось, гарпия услышала нечто родное и давно забытое в сказанных словах. Крылья захлопали, когти задних лап оцарапали дерево при взлете — и гарпия исчезла в тумане. Назойливый шум крыльев вокруг продолжался еще долго. Наконец, деревянное судно, построенное из лорнейской сосны, покинуло туманную завесу. По левому борту остался Лилейский остров, над который кружила огромная стая, а впереди весь путь по морской глади был изорван торчащими скалами. Они наползали друг на друга, создавая природные необычные сооружения и полупещеры.