Яд Борджиа

– Да, если новообращенной еврейке будет дозволено явиться сегодня вечером на торжественный пир, на котором будет присутствовать убийца, – ответил монах.

– На празднестве в Ватикане? Но разве ему известно, что герцог Романьи прибудет сюда из лагеря под осажденным Браччиано?

– Отец Бруно поручил мне просить вас послать за ним, чтобы он мог разделить радость открытия, которое, судя по слухам… Впрочем, я должен быть глух ко всему, кроме того, что мне велено сказать!

– Хорошо. Тогда ступай и скажи отцу Бруно, что если он исполнит свое обещание, то его капюшон может преобразиться в красную шляпу кардинала, – многозначительно добавил папа.

– Отец Бруно хочет, чтобы вы, ваше святейшество, соблаговолили послать за ним, когда он будет всенародно крестить молодую еврейку на площади Святого Петра. Но только для этого понадобится значительная военная сила. Появление большого отряда воинов послужит в глазах черни извинением его покорности. Солдаты должны быть под командой надежного человека, на которого вы можете положиться, что он не отступит ни перед каким сопротивлением, так как убийца – лицо с большою властью.

Папа выразил знаком свое согласие.

– Отец Бруно, – продолжал доминиканец, – боится могущества тех, кого он должен предать в жертву вашему мщению, ради собственной безопасности умоляет вас послать ему в залог вашей защиты золотой ковчежец, который вы всегда носите за пазухой.

– Ковчежец со Святыми Дарами? – сказал папа. – Один астролог говорил мне, что я не умру, пока ношу его при себе. Но вот он! Передайте отцу Бруно, что он должен держать его у себя, пока не попросит у меня сам выкупа за него.

Биккоццо взял святыню и почтительно приложился к ней, после чего был отпущен молчаливым жестом папы и удалился.

– Ну вот, вы слышали? – торжествующим тоном воскликнул Александр, когда Реджинальд вышел из своего убежища.

– А это поручение исходит от отца Бруно? – спросил рыцарь также радостным голосом, хотя сначала лишь смутно припомнил странные истории, слышанные им от герцога Альфонсо.

– Разумеется, от него, – подтвердил папа, превратно истолковавший себе довольство, обнаруженное Лебофором. – Послушайте, к какому решению я пришел. Цезарь сам дает сегодня вечером праздник примирения вновь назначенным кардиналам, хотя немногие из них считаются его друзьями. И вот, чтобы опровергнуть эти злые помыслы и отвлечь его от зависти счастью сестры, приглашенные должны столковаться со мной относительно того, чтобы превратить герцогскую корону Цезаря в королевскую. Да, он должен сделаться королем Романьи, потому что Небо даровало нам власть раздавать и отнимать все мирские господства на земле, особенно в пределах нашего отечества. Не бойтесь за себя! Ваша безопасность дорога нам, как наша собственная, и мы полагаем, что на этом празднике будет положено начало всеобщему примирению. Вы предназначены способствовать благому делу и быть тем послом, которого мы намерены отправить за отцом Бруно и новообращенной еврейкой. Вы должны быть свидетелем всего, а потом вернуться к Лукреции с радостными новостями и докладом, что мы желаем видеть ее на троне в Ферраре.

С этими словами папа сделал жест, указывавший на то, что аудиенция Реджинальда Лебофора окончена, и рыцарь удалился.

Глава ХVIII

Приблизительно около того часа, когда Реджинальд встретил носилки с прахом обоих Орсини, из одной тюремной камеры замка Святого Ангела выскользнула фигура человека, черного кающегося монаха, и, пройдя мимо нескольких часовых, которые пропустили ее без оклика, затерялась в длинном коридоре. Коридор вел в подземелье, где находилась Фиамма.

Монах – это был дон Савватий – спустился туда по винтовой лестнице в колонне, зажег факел и осмотрелся в темноте.

Первый предмет, который отец Бруно различил перед собой, была фигура женщины, прикованной к стене и распростертой на соломе.

– Тик-так! Фиамма, час мщения наступил, – сказал монах. – Нотта еле жива и могла лишь с трудом вымолвить в своей агонии, что ты видела, где было спрятано отравленное вино. Говори: где мне найти его?

Не отвечая ни слова, узница указала только своей исхудалой бледной рукой на сводчатую галерею. Савватий тотчас последовал по указанному направлению и вошел в круглое углубление, служившее как будто винным погребом. Там была навалена большая куча снега, из которой торчали красные бутылки, закупоренные пробками с серебряным колпачком. Другие бутылки точно такой же формы и цвета, но со свинцовыми колпачками на пробках, лежали поодаль от первых, Доминиканец подошел к первой груде, вынул из кармана инструмент и осторожно вытащил пробки из всех бутылок, не повредив печатей. Потом он откупорил такое же количество посуды, закупоренной свинцом, заткнул каждую бутылку пробкой с серебряным колпачком, а каждую из первых бутылок снабдил свинцовой пробкой. Произведя этот обмен, он поставил опять всю посуду на прежнее место, в том порядке, в каком нашел ее, и удалился.