Я знал его (СИ)

Но в последнее время... он устал. От вранья, изоляции, отчуждения от людей, которых спасал... он был лишь человеком. И это спасение от убивающей мозг охраны вновь заставило его задуматься над смыслом его обета. Действительно ли люди стоили защиты? Стоили ли они этой нескончаемой агонии? Может, ему стоило перестать тщетно искупать свои ошибки и грехи. Может, ему стоило просто принять, что он был проклят и оставить человечество его судьбе. Пусть убивают себя. Пусть возвращаются в Комплементацию. Пусть делают что угодно. Всё равно ничто не имеет значения.

ненавижу тебя

Кого он собирался впечатлить? Кто простит его преступления? Кто сможет снова подарить ему хоть чуть-чуть радости?

Ненавижу тебя

Он даже не мог вспомнить, как это - быть счастливым. Он думал, что один раз он был таким, когда был с матерью. Пусть даже у него не было ясных воспоминаний о ней; он даже не мог вспомнить её лица. Было лишь ощущение присутствия, атмосфера мира и заботы, окружавшая и охранявшая его от жестокой реальности внешнего мира. Но она пропала и никогда не вернётся. В состоянии не-смерти, навечно запертая внутри этого отвратительного искусственного бога. Синдзи больше никогда не сможет быть счастлив.

НЕНАВИЖУ ТЕБЯ

Был ли он когда-нибудь счастлив после смерти матери? Его жизнь в квартире Мисато, его общение с Аской и Аянами, когда отец похвалил его... вызвало ли хоть что-то из этого в нём настоящую радость или удовольствие? Или все его воспоминания были подкрашены его отчаянной жаждой любви других? Может быть, он просто убедил себя любить связи, которые он сформировал, чтобы терпеть их проблемы, издевательства и манипуляции, чтобы он больше не был один. Может быть, в действительности он их ненавидел, но не мог признать этого, потому что и они не могли.

Другими словами, я люблю тебя.

Синдзи подумал о Каору. Он верил, что мог бы быть счастлив вместе с ним. Плевать, что он был мальчиком. Плевать, что он был Ангелом. Он сказал Синдзи, что любил его, и этого было достаточно. Это было больше, чем кто-то мог дать ему после матери. Больше, чем Аска, больше, чем Рей, больше, чем Мисато... даже если они сказали бы, что ему придётся посвятить всю его жизнь их счастью, даже если бы они были бы жестокими, или холодными, или манипулирующими им. Это было бы неважно.

"Как же я жалок. Я сдаюсь первому человеку, который показывает хоть каплю интереса. Даже если я всё равно убью его в итоге".

Единственной свободой для него могла быть смерть.

"Свобода, - подумал он вновь. Он тихо печально рассмеялся над собой. - Для меня нет свободы. Я никогда не буду свободен. Единственное, что может для меня сделать Кенске, - это выстрелить мне в голову. Но даже тогда... я не заслуживаю исполнения моего желания, как Каору. Я не заслуживаю никакого покоя. Даже фальши Комплементации. Я не заслуживаю никакой свободы".

Синдзи закрыл глаза и пожелал забвения для себя. Его ум плыл в оранжевом.

"Я ничего не заслуживаю".

Глава 10

Он мало разговаривал. Не то чтобы это её беспокоило. Особо. Когда-то она слышала, что дети обычно много говорят. Издают звуки, чтобы доказать своё существование. Это имело смысл. Но он редко говорил. Она пыталась вспомнить, когда он впервые заговорил, но всё об его рождении, первых годах жизни, даже зачатии было как в тумане. Было слегка больно слишком много думать об этом. Всё же, она не жалела о его рождении. По крайней мере, она так не думала. Она была счастлива иметь что-то, чем вновь можно было заполнить дни. Как когда она была молодой. Те дни бежали так быстро, что смешивались. Но в последнее время всё было немного медленным.

Она почти помнила свою юность. Она помнила чувство гордости. Удовлетворения собой. Она полагала, что оно было настоящим. Она помнила и чувство гнева. На людей, которые видели её, но не видели её. Она помнила, что быть увиденной было приятно, но ещё и плохо. Потому что человек, который должен был её увидеть, никак не мог этого сделать.

Поэтому она заставила других людей видеть её. Если достаточно увидит, может, будет неважно, что тот человек никогда этого не делал. Может, будет неважно, что тот человек никогда не смотрел на неё, всегда смотрел мимо неё на нечто безжизненное. Нечто ложное и поддельное, что двигалось только когда ему приказывали и думало только о том, что люди говорили ему.

Если все остальные её видели, то было неважно, что в единственный раз, когда тот человек действительно посмотрел на неё, он завис в воздухе с верёвкой вокруг шеи.

Но потому что ей не было разрешено ненавидеть ту качающуюся над полом вещь, она начала ощущать эти висящие ноги в других людях. Хотя она не могла позволить им узнать о своей ненависти. Потому что если она скажет, то они не будут смотреть на неё. Она должна быть хорошей девочкой и тогда может быть, лишь может быть, тот человек вновь посмотрит на неё и узнает её, и обнимет её, чтобы защитить и убрать всё, что ранит её.