Я выжгу в себе месть

Нельзя играть с чувствами влюбленного, особенно если он прожил несколько столетий и познал много горя. И все же она не удержалась. Вышло глупо. Зато прежнее омерзение вернулось. Непонятно только, к Кощею или к себе.

В любом случае Василика больше не хотела находиться рядом с ним, поэтому в очередной раз мысленно позвала Врана. Хоть бы прилетел поскорее, а то скоро она завоет, подобно упырю, и сама поползет в сторону алатырь-камня. Она не в силах больше мучить ни себя, ни Кощея, да и сколько можно уже, в конце концов?

Птички певчие да пепел

Война покромсала Радогощь. Деревня обеднела, люди стали хмурыми и недоверчивыми. Каждый видел в соседе врага, озирался по сторонам и норовил что-нибудь стащить, будь то кружка сбитня или полено. Те, кто побогаче, уехали. Из зажиточных в Радогощи остались лишь семья мельника и купчиха Калина. Горе не обошло Калинин дом: жених старшей дочери погиб в неравной схватке с толпой степняков. Оттого в избе так тускло горели свечи, и дворовые оплакивали потерю вместе с купчихой.

Вран осмотрелся, покачал головой и полетел дальше. Вскоре его окружили белые ели. Колючие ветки норовили царапнуть тело. Воронович выругался. Он совсем позабыл, каково оно – мчать сквозь заснеженный Лес, вдыхая морозный воздух. Все замело, куда ни глянь, везде сверкали сугробы, огромные, ослепляющие и мягкие.

Чем дальше, тем сильнее сгущался Лес. Вран проскальзывал между широких дубов, облетал еловые ветки. В спину подул ветер. Опять начиналась метель. Ворон в очередной раз пожалел о своем решении, но тут же вспомнил лик Мораны и замахал крыльями с новой силой.

С богами не шутили и не играли. Вран наконец-то пролетел сквозь заснеженные ветви и кустарники к алатырь-камню. Оставалось всего ничего. Ворон вздохнул с облегчением и, сделав еще несколько взмахов, опустился на мертвую землю. Мигом потеплело. Заснеженный Лес затянуло дымкой. Не-жизнь окружила Врана. Вдали валялись лошадиные останки. В них с трудом угадывался конь Василики. Там же ухали совы, противно и заунывно. Он не мог не узнать старых шептух.

Удивительно, но зимой Навь казалась Врану приветливее обычного. Еще бы, в мертвом мире не было холода, пробирающего до костей. Здесь не дули северные ветра, не плясала вьюга и не швырялась колючими льдинками – от края до края стелилась черная земля с неживыми деревьями, чьи кроны тонули в тумане.

Вран узнавал знакомые места, посмеиваясь про себя, – так часто летал в мир мертвых, что стал здесь своим. Даже шептухи и те не приставали, сидели у берега, сверкали бельмами и сметали опавшие перья в кучу, одно за другим. Наверняка задумали какую-то пакость.

Умертвия неуклюже переваливались с одного бока на другой, разинув слюнявые рты. Те, кто поцелее, пытались сбить Врана камнями – уж слишком лакомой добычей была живая птица. Но безуспешно – все пролетало мимо. Вран продолжал свой путь. Он, конечно, подустал лететь, но куда деваться, не останавливаться же среди чудовищ.

Наконец показался костяной дворец с рядами черепушек. У порога сидел Кощей и чистил зазубренное лезвие. Кажется, он выглядел немного лучше обычного – мертвенная бледность сменилась легким румянцем, вечно засаленные волосы выглядели на удивление чистыми. А вот Василика стала больше походить на нежичку – худая, с синяками под глазами, искусанными губами и в грязной рубахе. Но самое жуткое – взгляд. Лихое пламя билось в глазах ворожеи, не хватало только хищного оскала. Вран с трудом узнал в ней девку, которую провожал чуть меньше полугода назад.

– Глазам не верю! – заулыбалась Василика. – Вернулся!

Вран опустился на землю, еще раз осмотрел Василику, убеждаясь, что перед ним самая настоящая ведьма средней паршивости.

– Вр-ремя пр-ришло, – каркнул он.

Девка чуть ли не подпрыгнула от радости и аж засияла вся. Кощей нахмурился, но не сказал ни слова. Еще бы, такое пламя, такая нить! Интересно, сколько сил он из нее вытянул? Если бы не Василика, помер бы давно.

– Я ми-иго-ом, – пропела она. – Захвачу вещи, и можно будет идти.

– Ага, – кивнул Кощей. – И мантию мою захвати! Буду тебя провожать.

Василика застыла как вкопанная. Удивилась, но сразу взяла себя в руки и пошла в дом.

– Мер-ртвая вода? – поинтересовался Вран.

Он понимал, что Кощей в любом случае умрет, даже если не пойдет к алатырь-камню. Но где тогда ведьмы будут брать мертвую воду, столь ценную и необходимую при ворожбе?

– Я сделал запасы, – спокойно отозвался Кощей. – В доме все стоит давным-давно, можешь брать хоть по паре сосудов или мешочков сразу.

Он так холодно относился к собственной погибели, что Врану стало немного не по себе. Но ведь и жил Кощей уже точно больше века. Старший из рода Вороновичей, дед Врана, летал к нему и рассказывал потом, как дивно и ужасно это – видеть человека, которому не посчастливилось вовремя встретить Смерть.

Вран тогда ничего не понял, зато теперь знал наверняка: лучше уж помереть, чем прозябать веками среди умертвий и упырей.

– Кому-нибудь что-нибудь пер-редать? – спросил он Кощея на всякий случай.