Я вижу тебя (ЛП)

— Не только из-за увольнения, поскольку Уэсли состоял в должностном комитете, но и из-за того, что тот мог рассказать и кому мог рассказать. Я мог потерять больше должности. Еще и репутацию. Я бы больше не смог пойти в любой университет и устроиться на работу, но еще я всегда мечтал преподавать в этом университете. И я был так одинок. Тогда, мне кажется, я не осознавал до конца, насколько все было неправильным. Или просто игнорировал то, что на это указывало. Я думал, что... мы были... не знаю... разные, наверное. Никакие правила не действовали. У меня, и правда, нет хорошего оправдания. Мы никогда не целовались и не занимались сексом, и Уэсли говорил, что это не считается изменой. То, чем мы занимались, не назовешь настоящим сексом. Но потом я познакомился с Тимом, и он мне сильно понравился, так что я прекратил... все с Уэсли.

— Тем лучше для тебя, — сказал Мигель.

Олдридж пожал плечами.

— Все было неправильно. Даже тогда, глубоко в душе, я понимал это, но игнорировал любой знак, об этом предупреждавший. Несколько лет спустя, я узнал, что Тим и тот парень, с которым он познакомился в интернете... э-э... дурачились за моей спиной, и это было очень больно. То, что к тому моменту между нами с Тимом было все кончено, не имело значения. Я чувствовал себя преданным. И еще настоящим лицемером, потому что сам так же поступил с Кевином. Даже если он так об этом и не узнал, я все же позволял Уэсли. Очень тяжело жить с осознанием того, что твои поступки могли уничтожить или опустошить другого человека и понимать, что ты принял неправильное решение.

— Papi, ты не можешь мучить себя всю жизнь. Это был плохой поступок, да, но столько лет прошло, и ты не один здесь виноват.

— Да, я знаю. Но еще я должен был понимать, что все сегодняшние слова Луны, тогда были правдой. Это никогда не носило личный характер. Только не для Уэсли. Неспособность понять это самостоятельно — моя большая ошибка.

— Может, просто наивность? — Мигель слабо приподнял уголок рта в улыбке, отчего сердце Олдриджа сжалось.

— Наверное. Жаль, что тогда я был так слеп. И жаль...

— Что?

Олдриджа просто разрывало от чувства вины.

— Я должен был понять, что дело не во мне, и тогда не было бы других. Их просто не могло не быть. Столько студентов за все эти годы. И, возможно, если бы я сказал... — Олдридж закрыл глаза, чтобы не видеть обвинения и отвращения в глазах Мигеля.

— Ты и сейчас можешь это сделать. Все рассказать.

Олдридж кивнул и рискнул приоткрыть глаза.

Мигель ласково ему улыбался.

— Вот и хорошо, — он обхватил ладонь Олдриджа и слегка погладил ее пальцами. Теперь, когда я все знаю, не могу поверить, что ты встал тогда в своем кабинете передо мной на колени. Как? Почему?

— Потому что это был ты и мой выбор. Мое решение. Моя идея. Все мое, — очень важно, чтобы Мигель это понял. — Я сделал это, потому что сам этого хотел, ни по какой другой причине. Ты и Уэсли совершенно не похожи.

Мигель подался вперед и поцеловал Олдриджа в щеку.

— Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, — ответил Олдридж. — Не из-за одиночества или надежд, что ты спасешь меня и будешь оберегать. И не из-за твоих изумительных навыков в укладке плитки или замены неисправной проводки. Я люблю тебя просто так. Даже несмотря на то, что любить собственного студента, да еще и намного моложе — поистине ужасная идея.

— Милые слова, — сухо проговорил Мигель, но при этом улыбаясь. Мужчины прибрались на кухне и вымыли посуду, а затем вместе поднялись наверх. В постели Мигель позволил Олдриджу растворить весь свой страх, вину и боль в его теле, и то, что мальчик дал взамен, было сладким отпущением грехов.

***

Среда, 15 января.

Сон Олдриджа.

Эванстон, штат Иллинойс.

Олдридж каким-то образом понимал, что спит, но никак не мог контролировать свой сон или проснуться. И ему оставалось только терпеть.

Уэсли загоняет его в угол и Олдриджу некуда сбежать и негде спрятаться. Так уже было однажды, на рождественской вечеринке, где Тим смотрел, но ничего не предпринимал, пока они не вернулись домой и не разругались наедине.

— Я не хочу...

— Я знаю, что хочешь. — Уэсли сильнее стискивает руку Олдриджа. Тянет ее к своему паху. — Достань его, Олдридж. Посмотри, как у меня стоит. Но на этот раз член окажется в твоей заднице, а не во рту.

— Нет. — Олдридж этого не хочет. Ни сейчас, никогда вообще.

Сначала на это смотрит Тим, а потом Мигель.