Я вернусь в твою жизнь

Окончательно выдыхаю, но не могу сдержать всхлипа, когда моя девочка оказывается у меня на руках. Я дрожу всем телом, но мне больше ничего не страшно, потому что моя доченька со мной.

Я никогда ничего так не боялась. Даже смерти. Никогда не была так напугана, как сейчас.

— Почему… — заключаю её личико в ладони, опустив на землю, — почему ты пошла с этой тётей? Что она тебе сказала?

— Я зашла в туалет, но не увидела тебя, там было много людей, — Настя бледная, тоже испугалась. — А потом эта тётя сказала, что вам с папой пришлось отойти в кафе заказать пиццу, а тётю Веру встретить некому. Предложила пойти встретить.

Она сжимает мою руку и начинает плакать.

— Мама, прости, — всхлипывает. — Прости меня, пожалуйста, ты мне говорила никогда не ходить с чужими. Но я тебя не увидела, а тут тётя Вера… я…

— Ничего, солнышко, — прижимаю её к себе. — Ничего. Мы потом обсудим и обязательно подумаем, как стоило поступить, чтобы такого не получилось в следующий раз.

— Мам, а папа тоже сердится?

— Нет, на тебя, конечно же, нет, — я поднимаю глаза и в этот момент вижу, как Семён вздёргивает на ноги свою бывшую. Она хохочет, словно душевно больная, а потом вскрикивает, прикрывая лицо руками, когда он замахивается.

Я прижимаю Настю к себе, чтобы не видела, как её отец бьёт другого человека. Это нехорошо, очень нехорошо, но я бы и сама порвала эту тварь на куски. Однако Семён всё же сдерживается и опускает руку, а рыжая пятится, а потом разворачивается и убегает куда-то вглубь большой стоянки.

— Папочка, — Настя вытаскивает свою ладошки из моей и бежит к Семёну.

Он идёт навстречу, сбоку к нам спешит охранник, что-то сообщая по рации. Я пытаюсь дышать ровнее. Нужно успокоиться, ребёнку не стоит видеть меня в панике.

Но, кажется, ужасы на сегодняшний день ещё для меня не закончились. Сыплются, словно удары молотом, не позволяя даже головы поднять.

Я не успеваю отреагировать, когда слышу сзади резкий шорох шин по щебню и рычание автомобиля. Лишь отмечаю, как внутренности сковывает льдом в преддверии удара. Время зависает, образуя вакуум, в котором успевают блеснуть две странные мысли: услышу ли я хруст собственных костей и что больше всего мне не хочется, чтобы это видела Настя.

Но удара не происходит. Точнее происходит, но иначе. Сначала в моё плечо врезается что-то тяжелое, а потом я сама падаю на щебень.

Дальше резкий звук торможения. Удар. Крик “папочка!”

Всё смешивается в жуткую какофонию. Мерцает отрывками. Мне приходится вдавить до крови ногти в ладони, чтобы остановить в себе панику и включить мозг.

Семён на земле рядом. Настя подбегает и падает на него. Рыжая дрянь, пытаясь развернуться, сминает задом капот стоящей на стоянке машины, но её машину вскрывают двое охранников, а саму, брыкающуюся, вытаскивают, потом скручивают.

Тяжело дыша, я на коленях подползаю к Семёну и Насте. Обнимаю одной рукой дочь, второй тереблю Семёна.

— Бамблби, чёрт тебя дери, — вкладываю в это всю злость. — скажи, скажи, что ты живой!

— Да живой я, — стонет в ответ, и я выдыхаю так, что в лёгких и грамма воздуха не остаётся. — Но руке пиздец, кажется. Настя, закрой уши.

— Идиотка! — слышим со стороны, и я вижу бегущую к нам женщину. — Я тебе сказала девчонку мне привести в машину, а не сына убивать. Сёма!

Я начинаю смеяться. Такого сюрреализма в моей жизни ещё не было. Многое бывало, да, но это уже за гранью. Слишком.

Не знаю, откуда тут гаечный ключ, наверное, у кого-то из багажника выпал. Но как раз по делу. Я сжимаю его в ладони и медленно поднимаю, пока Семён пытается встать со своей поломанной рукой.

— А ну нахер от моей дочери, старая курва, — вырывается, шокируя меня саму, когда встаю и заслоняю собой Настю. — Ещё шаг и я тебе череп раскрою.

Не знала, что вообще способна на такую ярость. Это вспыхивает одномоментно, затопляя всё вокруг красным. И я совершенно точно убеждена, что если мать Семёна сделает ещё хотя бы шаг в нашу сторону, я сделаю то, о чём только что сказала.

Она замирает, переводит дикий взгляд с меня на Семёна за моей спиной и обратно. Открывает и закрывает несколько раз рот, будто рыба на песке. Не такая идеальная, как в тот раз, в наш прошлый разговор шесть с половиной лет назад, не такая уверенная в себе и своей непогрешимости и силе.

— Сём, — говорит негромко, наблюдая за мной с опаской. — Ты не мог бы себе баб не таких сумасшедших выбирать.

— Сын всегда ищет похожих на мать, ты не знала, мама? — слышу сзади его голос, чуть хриплый от боли, а потом его пальцы мягко разжимают мои, сведённые судорогой, и вытаскивают ключ. — Вась, иди к Насте, я тут сам, — сжимает плечо.

Всё ещё взвинченная, я делаю шаг назад. Обеими руками обнимаю дочку и увожу её подальше от всего этого кошмара.

От сумасшедшей бывшей жены её отца, пытавшейся сбить меня.

От долбанутой бабки, помешанной на контроле над своими детьми и пытающейся похитить мою дочь. Кто ей вообще, мать её, сказал, что так можно — отбирать детей у своих детей?

От сирен скорой и полиции подоспевших.