Настя приняла новость спокойно, но я заметила, что она немного поникла. Мне, конечно, Семёна видеть не хотелось, это ведь дополнительная боль, которой я и так ковшом немалым хлебнула. Но с другой стороны, я прекрасно понимала, что от дочери он не откажется. Да я бы этого и не хотела, он быстро стал очень важен для Насти.
Сейчас, когда она снова уснула, я осталась со своими мыслями наедине.
Смартфон вибрирует на столе входящим с незнакомого номера. Смахиваю с экрана блокировку и захожу в мессенджер.
“hola, señora. ¿te has olvidado de mí?”
Забудешь тебя, дорогой Марио, — улыбаюсь сама себе, но ему пишу:
“Hola Señor Сortés, es difícil de olvidar”
“Dime cómo estás, señora vasilina, es extremadamente interesante para mí”
Его простота и лёгкость, с которой он протискивается в личное пространство, удивляет. Но вместе с тем я не чувствую дискомфорта, не хочется тут же погасить экран.
“Tengo un período difícil en mi vida, por alguna razón le escribo en lugar de una respuesta fácil sobre nada. - Mi pequeña hija acaba de someterse a una cirugía mayor. Ella está durmiendo ahora, pero tendré que ir a verla pronto”
"¿Estás en San Petersburgo?”
"No, estamos en Moscú"
Слово за слово он спрашивает, я рассказываю. О Насте, о диагнозе, о том, что на эту операцию возложены огромные наши надежды и так страшно обмануться.
Спохватываюсь, что, возможно, Марио могут быть не интересны столь сложные подробности моей жизни. Он же, видимо, хотел просто поболтать.
“tengo que ir a casa de mi hija, Mario” — прощаюсь я.
“Corre, Sra. Vasilina, acurrúcate con tu Sra”
На этом мы прощаемся, и я замечаю, что улыбаюсь. Груз пережитых эмоций никуда не делся, но как-будто немного побледнел. Совсем чуть-чуть.
До вечера Настя несколько раз засыпает и просыпается. Ночь проходит спокойно, медперсонал постоянно контролирует её состояние. А утром нас переводят в обычную палату.
На её ножку наложен фиксирующий гипс, который снимут только через пару недель, а потом ещё будет реабилитация. Но мы уже на пути к выздоровлению, и моя смелая, мужественная девочка это знает.
Всю себя я посвящаю ей, не думаю больше ни о чём. Она — самое важное в моей жизни. Читаю ей, смотрим вместе мультики, играем в слова. А когда она засыпает, я сижу рядом и глажу её по волосам.
— Мама, ты, наверное, сильно проголодалась, — улыбается Настя после того, как немного поела сама. — Я пока отдохну, а ты иди поешь. Мне не страшно, честно. Тут добрая тётя-медсестра.
— Хорошо, малышка, я и правда проголодалась, но я подожду, пока ты уснёшь.
Засыпает Настя быстро, а я набрасываю кофту и спускаюсь в кафетерий, который, к сожалению, оказывается закрытым. Висит объявление, что идёт санобработка, и это всего на пятнадцать минут. Но я не хочу тратить время зря и хочу успеть вернуться к тому времени, как Настя проснётся.
Тут рядом я видела кофейню, уверена, там я найду, чем перекусить.
И когда я выхожу за ограду больничного двора, то прямо на стоянке напротив возле чёрной иномарки замечаю… Кортеса.
Он стоит и лучисто улыбается на все тридцать два. Машет мне, а в руках букет ярких синих цветов в белой лаконичной упаковке.
Васильки.
И где он их только нашёл сейчас?
Марио отрывается от машины и идёт ко мне.
— Здравствуй, моя сеньора, — говорит на ломаном, но вполне различимом русском. — Я намеревался стоять тут столько, сколько придётся, хоть до ночи, а потом до утра. Но ждать совсем пришлось нет.
— Не пришлось, — на автомате поправляю конструкцию и улыбаюсь.
Он протягивает мне цветы и смотрит с таким вниманием, будто что-то диковинное увидел. Это смущает меня, и я, не выдержав, опускаю глаза.
— Спасибо, сеньор Кортес. Давно вы в Москве?
— Зови меня Марио, — русский даётся ему трудно, но то, как он старается ради меня, впечатляет и вызывает восхищение. — Утром прилетел.
— Дела?
— Ты.
Он слишком откровенен, но искренняя улыбка смягчает впечатление. Я сейчас совершенно не настроена флиртовать, но он и не давит совершенно. Мы просто идём вместе в кофейню, я завтракаю, а он берёт кофе.