Я вернусь в твою жизнь

— Поехали, — говорит Вера, резко поднимаясь. — Я хочу видеть племяшку.

— Вер…

— Ты баран, Сём? Совсем мозги в консерву превратились? Девочка же ждёт тебя, ты не понимаешь? Поднимай булки, братец, давай уже, вылезай снова на свет Божий из этой развалины, в которую ты превратился. А Зарина если всё же и беременна, то ребёнка заберёшь, всё равно этой чокнутой никто родительские права не даст, у неё же кукушка съехавшая.

— Так у тебя всё просто, Вера.

— Сам знаешь, что я своего фи“непросто” по самое не хочу наелась. Так что да — теперь проще.

Через десять минут Вера уже готова. По пути мы заезжаем в большой детский магазин, покупаем подарки. Насилу удаётся её уговорить не покупать огромного розового медведя, который ростом не намного меньше самой Веры.

— Его потом как в багаже в Краснодар везти, ну? Если хочешь, я тебе такого же подарю, только не тащи его в больницу, ладно?

Вера закатывает глаза, но соглашается. Надо же.

Через полчаса мы уже в клинике. На ресепшн я объясняю, кто я и к кому приехал, пропускают без проблем. Мы с Верой поднимаемся на нужный этаж и проходим к палате. Когда, постучав, входим, Василина встревоженно поднимается из кресла у койки и замирает, глядя на нас.

— Привет, Настя, — Вера долго не думает. Машет рукой Адамовне, и тут же направляется к замершей полусидя в кровати девочке. — Я твоя тётя Вера. Твой папка сказал, ты хочешь научиться танцевать?

— Хочу, — тихо отвечает Настя, метнув взгляд сначала на меня, а потом обратно на Веру.

— Ну тогда давай-ка начинать, чего тянуть, да? — Вера снимает с плеч плащ и бросает его мне, потом скидывает туфли и становится на высокие пальцы. — Поднимай руки вот так!

Она сама поднимает руки в балетную позицию и кивает Насте, у которой лёгкий шок сменяется лихорадочным блеском в глазах. Дочь переводит взгляд то на Василину, то опять на Веру. Смущается, но видно, что невероятно возбуждена.

— Давай, пробуй! — Вера делает какой-то танцевальный шаг ближе к койке, а потом берёт в ладони Настины руки и мягко поднимает их над её головой, формируя как бы полукруг. — Пальчики мягче, детка. Вот так! Идеально!

Вера делает юркий оборот вокруг себя, а потом показывает Насте, как красиво опустить и снова поднять руки.

Мне кажется, малышка и не дышит.

— Короче, — Вера возвращается к своим туфлям. — У тебя великолепная пластика. Ждём, когда гипс снимут — и к станку. А пока у меня для тебя кое-что есть.

Вера присаживается на край кровати, достаёт подарки, и они с Настей буквально проваливаются друг в друга, ничего не замечая вокруг. Василина что-то печатает в смартфоне, а потом набрасывает кофту и говорит, что отбежит на пару минут.

Когда мимо проходит, на меня не смотрит, глаза отводит. Проскальзывает и скрывается в коридоре.

— Папа, мама приносит мне какао из автомата внизу часто, — говорит Настя, хитро глядя на меня.

Ловлю недоумённый взгляд Веры, типа “ты ещё здесь?”

Да, действительно, сейчас и поймаю Адамовну. Лучше в лифте или у входа. Не пропущу, пока не выслушает.

Хватит. Однажды уже разбежались потому что слушать и слышать друг друга не хотели. Второй раз не отпущу её.

Спускаюсь на первый этаж и иду к автомату с кофе.

— Не видели, куда девушка в белой кофте пошла? — спрашиваю у администратора за стойкой.

— На улицу вышла, — отвечает та.

Выхожу и вижу Василину. Она стоит чуть дальше ступеней со стаканом кофе в руках. Вот только она не одна.

25

Василина

Я сижу в том же больничном кафетерии, в котором несколько часов назад сидела вместе с Семёном. Смотрю на пластиковый стакан в своих пальцах и думаю о том, что моя жизнь — это сплошные эмоциональные горки. Только лишь за один сегодняшний день я несколько раз воспарила и рухнула, снова воспарила и снова рухнула.

Настя пришла в себя два часа назад и мне было не до осмысления произошедшего между мною и Семёном под оперблоком. Я всецело нужна была дочери, и отключила все остальные свои эмоции. Я научилась это делать на время, но знаю, что потом приходится выдерживать их более сильный удар.

Малышка пришла в себя и сразу мне улыбнулась. А потом попросила сказать честно, на месте ли её нога.

— Конечно, солнышко, — тут же успокоила её я. — А почему она должна быть не на месте?

— Коля в садике сказал, что мне её вообще отрежут, потому что она плохая. Вдруг бы доктор во время операции так же решил.

— Нет-нет, Стася, ты что! — Я наклонилась и прижалась к её лбу губами. Надо же, малышка моя, боялась, видимо, перед операцией такого кошмара, а мне не сказала! Как так? Как я не досмотрела, не увидела в ней этой тревоги? Своей занята была, Боже мой… — На месте твоя ножка. И доктор сказал, всё получилось исправить. Какое-то время ещё полечить её нужно, но потом всё будет хорошо.

— И танцевать буду? — несмотря на усталость, она оживилась.

— Конечно! Конечно, будешь.

— Мам, а папа придёт ко мне?

К вопросу я была готова, предполагала, что Настя спросит, но всё равно внутренне вздрогнула.

— Конечно. Но я пока не знаю, когда. Ему пришлось отлучиться по работе.