Читаем Я в степени n полностью

Я начинаю хохотать, и рот мой заполняет вода. Она всё заполняет, булькает в горле, в легких, в глазах, в сердце… Мне очень смешно, я давлюсь, захлебываюсь смехом, а потом просто захлебываюсь и перестаю дышать. И думать. И жить.

Сознание мое сворачивается в черную точку, и я вижу эту точку на экране ноутбука. Всё! Я закончил текст. Точка встала на свое законное место. Точка – это самое главное. Точка – это важно. Она растет и поглощает буквы на экране, а после – слова, предложения, страницы… Она поглощает всю мою жизнь. Точка…

<p>Эпилог</p>

Я вышел из комы примерно через полтора месяца. Мне потом рассказали – спасся реально чудом. Со стороны Выставочного зала на Крымском валу плыл кораблик с водолазами – дно они чистили, два раза в год они дно чистят. Вот прямо перед ними я и плюхнулся с моста в воду. Добрые попались водолазы, очистили дно от меня. Не поленились. Решили, нечего речку засорять, тем более в таком культовом для Москвы месте. Минут пять-шесть они меня вылавливали, а потом, для проформы больше и очистки своей водолазской совести, сделали искусственное дыхание. А я возьми и оживи! Не то чтобы полностью, но пульс появился. Сдали полутруп врачам и поплыли дальше – дно чистить.

* * *

Что такое чудо? Невероятное, противоречащее законам природы событие. Но дело в том, что нулевой вероятности во Вселенной не существует. На этом свете всё возможно. Любой физический объект, включая человека, может, например, неожиданно взлететь. Это если броуновское движение молекул вдруг обретет вектор, направленный вверх. Вероятность очень маленькая, но не нулевая. Примерно такая же, как то, что в момент моего прыжка под мостом будет проплывать кораблик с водолазами. И они не поленятся и вытащат меня. И сделают искусственное дыхание, и врачи вовремя приедут, и я выживу…

Я недавно дочку попросил подсчитать – она может, она математику в Бостоне изучает. Десять в минус двадцать третьей степени получилось. Это Женька провела аналогию со спонтанной левитацией. Сам я не знал. Но даже когда узнал, мнение мое не изменилось. Чудо. Всё, что происходило со мной после прыжка с Крымского моста, – обыкновенное чудо. Чудеса не так уж и редко происходят, по крайней мере в моей семье. Чудом было, что Муся дождалась Славика – сначала с войны, а потом и из лагеря. Чудом он не погиб в разнообразных мясорубках, через которые его прокручивало время. Чудом появились на свет мои отец и мать. Чудом я не скурвился окончательно от денег и нашей сумасшедшей реальности. Чудом мы не разбежались с Анькой, чудом на сороковой день после смерти дедушки зачали нашего сына Славку. И то, что я очнулся после комы в своем уме, – тоже было чудом. И то, что первой, кого я увидел, была Анька, склонившаяся надо мной, – тоже чудо. Она, как оказалось, все это время жила у меня в палате, ее вытащить оттуда не могли. Мать и Женька, мгновенно забившая на свою престижную учебу в Бостоне, иногда ее подменяли. Но Анька не уходила, спала на раскладушке рядом все полтора месяца и требовала, чтобы около меня постоянно находился кто-то из бодрствующих родственников. И это тоже было чудом. Я ведь не заслужил… А чудо и не бывает заслуженным. Его нельзя купить за деньги, обменять или выпросить. Чудо дается просто так, ни за что. Но при одном условии: если тебя любят и если любишь ты. Имя любого чуда – любовь. Мне повезло, меня любили так сильно, что чудеса сыпались со всех сторон. Эфэсбэшники, как я и предполагал, больше меня не беспокоили. Зачем им псих-самоубийца, бросающийся с моста?

К тому же, пока я валялся в коме, мэр Собянин подписал новый порядок перевода жилых помещений в нежилые. Мой партнер Сережа закончил перевод, и у всей этой гоп-компании ко мне не осталось даже формальных претензий. Еще и денег с Сережей заработали. Чудом вывернулись из безнадежной, казалось бы, ситуации. Все вокруг считали меня очень везучим человеком, наперебой упоминали какого-то ангела-хранителя и шептали восхищенно: чудо, чудо, чудо…

Единственное, что люди отказывались принимать за чудо, это историю, произошедшую со мной в странной белой комнате. Первой, кому я рассказал, была, конечно же, Анька. Она посмотрела на меня боязливо, погладила по голове, прошептала: «Отдыхай, Витенька, отдыхай…» И привела в палату лечащего врача, а тот через полчаса вызвал ко мне психиатра. Я его понимаю: пять минут без кислорода под водой и полтора месяца в коме – не шутка. Психиатр, кстати, нормальным мужиком оказался. Выслушал меня внимательно, не улыбнулся ни разу и ласково, очень понимающе сказал:

Перейти на страницу:

Все книги серии О бабле и Боге. Проза Александра Староверова

Похожие книги