Я в степени n

Кто-то вызвал «Скорую». Четверо меня держали, а врач брезгливо, стараясь не замарать халат о мою грязную, измазанную в песке и глине одежду, сделал мне укол. Тело вдруг перестало слушаться, глаза сами собою открылись, и я увидел мою удивительную, красивую и чистую девочку в гробу. И понял. Всё, сделка сорвалась… Она умерла, абонент навсегда недоступен. И лишь тогда маленькие свинцовые шарики у меня в голове наконец расплавились, и из моих глаз, прожигая испачканную кладбищенской землей кожу, полились слезы.

* * *

Из психушки меня выпустили через неделю. Сказали, нормальный в целом, просто нервный срыв. Я расстроился. Не хотел я быть нормальным, не может нормальный человек такого выдержать.

Пришел в свой опустевший дом. Узнал, что Славку бывшая жена забрала. Напился с горя. Не помогло. Дернулся было к Аньке – отбить сына, но передумал в последний момент. Упырь я и ублюдок! Права она: даже с матерью-алкоголичкой ему лучше будет. Покалечится, конечно, но, может, и выживет. А со мной – точно шансов нет. Вот и Женечка не сумела…

При мысли о погибшей дочке захотелось куда-то бежать, чего-то делать, суетиться, договариваться, решать вопросы. Некуда бежать, не с кем договариваться, и решать нечего… Я сел на художественный, тщательно подобранный из разных пород дерева паркет в гостиной и завыл от бессилия. Несколько часов выл, без перерыва. И что примечательно – без единой слезинки. На сухую. Не давал мне господь смазки. Не заслужил…

С работы я ушел, точнее, просто перестал на нее приходить. Зато у меня появилось другое дело. Каждое утро я просыпался, выпивал чашку кофе и ехал на Крымский мост. Принципиально не на машине. Сначала на автобусе до станции, потом электричка, толкотня в метро и, наконец, триста шагов пешком от «Парка культуры» – и вот он, центр парящего над Москвой ажурного моста.

Я прибывал туда полный разнообразных впечатлений. Отвык я от простого народа. Интересно мне было, кому я в жертву дочку свою любимую принес. Я так и не смог понять кому. Разные все очень, узкоглазые гастарбайтеры, тихо переговаривающиеся на своей тарабарщине, измученные, усталые уже с утра; бабы и мужики средних лет; молодежь, уткнувшаяся в свои смартфоны, абстрагирующаяся от действительности громкой музыкой в наушниках; смурные самоуглубленные джигиты-кавказцы… Всех их объединяло только одно – желание, чтобы их оставили в покое, не дергали, позабыли об их существовании. Ничего их не объединяло. И ради них я Женьку?.. Я твердил себе, что всегда так было. Народ – это аморфная масса. Лишь воля царя, опирающаяся на усилия Защитников вроде меня, придает ему форму. Я продолжал себе твердить эту красивую, оправдывающую меня формулу, стоя на красивом мосту, откуда спрыгнула моя красивая дочка. Но я себе уже не верил. Стоял целыми днями – курил, смотрел на воду и не верил.

* * *

Жизнь устроена хитро. Выплевывает она человека на белый свет, и пойди разберись зачем. Растет человек, оглядывается, не может ничего понять… Начинает разбираться: твою мать, думает, как же все сложно-то? Надо упростить. Буду жить ради семьи, например, а остальное пусть к черту все катится. Или ради Родины. Или ради денег, или самореализации, или бога искать отправлюсь… Чушь все это вроде бы… Но в том и состоит хитрость жизни, что, как только человек выдумает эту чушь, она его жизнью становится. Единственной его реальностью. А из миллиардов маленьких, субъективных реальностей вырастает так называемая реальность объективная. Наш мир вырастает. Только вот реального в нем – ноль, одни лишь фантазии, выдуманные от страха и растерянности. И все бы ничего, одно лишь плохо: фантазии часто убивают. А подлее всего, что часто убивают не свои, а чужие фантазии, не имеющие к тебе никакого отношения. Мои убили Женьку, и парня ее хорошего, и родственников его, и пассажиров «Боинга», направлявшихся в неведомую и далекую от меня Австралию, и еще тысячи и тысячи ни в чем не повинных людей. И Аньку покалечили, и Славку… Но ведь это и есть мир. Я не виноват, что он такой. Меня тоже калечат и убивают. Не царь я и не бог, я просто маленький элемент в этой уродливой мозаике, похоже, не имеющей смысла.

* * *

Много дней я стоял на Крымском мосту, курил и думал. И чем больше думал, тем больнее мне становилось. Я вспоминал свою жизнь и не мог найти даже намека на выход. Ошибки не было, точнее – ошибкой было само мое появление на свет. Как и появление остальных семи миллиардов живущих ныне человеческих существ. Даже величественная судьба Муси и Славика была ошибкой. Потому что у них появился я. Они проиграли. Со смертью Женьки все проиграли – весь мир, все святые, праведники и герои… Всё зря оказалось…

А сегодня, на пике моей боли и непонимания, на проклятом, соединяющем «ниоткуда» с «никуда» Крымском мосту вдруг раздался телефонный звонок. Я ответил и услышал Женькин голос: