Я в степени n

Как всегда некстати, после смерти любимого дедушки Славика в две тысячи седьмом забеременела Анька. Зачал будущего сына могущественным банкиром-миллионером, а родился он практически у нищего. Когда Витя в первый раз увидел розового, сморщенного младенца, ему стало очень перед ним стыдно. Пришлось даже сделать над собой усилие, чтобы взять мальчишку на руки. После рождения сына, названного в честь дедушки Славкой, он предложил жене вернуться в Нью-Йорк. Не старый ведь еще, тем более что жилье в Бруклине есть, и неплохое. Да и остатки репутации и связей кое-какие имеются. Начнет все сначала, найдет работу, и заживут они пуще прежнего. Анька ни в какую, и это несмотря на то, что подросшая дочка Женька жить в России практически не могла, считала окружающих соплеменников пафосными жлобами и больше всего мечтала вернуться на милую ее сердцу родину, которой она считала, конечно, Америку, а точнее – Нью-Йорк, а еще точнее – обожаемый ею Бруклин. Анька придерживалась диаметрально противоположных взглядов: Бруклин держала за провинциальную захолустную дыру, а Москву полагала центром мира. Цветущий в середине двухтысячных, благоухающий тропическими зарослями московский гламур совсем снес ей крышу. Она непрерывно учреждала многообразные благотворительные фонды, слыла меценатшей и вообще – чувствовала себя крайне востребованным членом общества. Вот тогда и прозвучало впервые в семье Вити-Эмигранта такое знакомое моим несчастным братьям слово «душно». Душно ей было жить с неудачником и алчным подпиндосником Витей. И дело не в деньгах, как наверняка подумал ее прагматичный и узко мыслящий муж. Просто человек, родина которого – зеленые доллары, жалкое существо, не понимающее величие русской широкой души и еще более широкого характера. Впрочем, сама Анька от американского паспорта отказываться не спешила, мотивируя это наличием проамерикански настроенной дочки, в чем, конечно, тоже был виноват ее непутевый супруг. В конце концов, прихватив маленького сына Славку, она ушла от Вити к другому мужчине. К кому – догадаться несложно. Безусловно, к Чекисту. Анька Водилы – к Жулику вроде меня, Анька Чекиста – к Водиле, а Анька Эмигранта – к Чекисту. Даже не смешно… Хотя получается какая-то шведская, разветвляющаяся семья. Еще печальнее, что жена Эмигранта ушла не просто к абстрактному работнику органов, а именно к тому, который совсем недавно наезжал на него, Виктора, и отжимал остатки многочисленных некогда активов. Как говорится, победитель получает всё. Витя, наверное, еще тогда прыгнул бы с моста, но спасла его, как и было заведено у всех моих братьев, дочка Женька. Ради нее жить стал, плюнул на неудавшуюся свою русскую жизнь, сел в самолет вместе с дочкой и вернулся в Нью-Йорк. А кому там нужен разорившийся русский банкир с подмоченной репутацией? Помыкался полгодика, перезаложил подорожавший бруклинский дом, устроил дочку в престижную частную школу и с несколькими сотнями тысяч, полученными за перезаклад дома, вернулся в Москву. Не до яхт уже стало, счета бы оплатить…

Работать на дядю его никто не брал, пришлось изобретать свой бизнес. Занялся микрокредитами. Нефтяные фьючерсы к две тысячи десятому качнулись, наконец, в нужную сторону, и дело пошло. Не так, конечно, как раньше, но на оплату обучения дочки и выкуп закладной по бруклинскому дому хватало. И то слава богу! Работал Витя много, свободное время тратил на поездки к Женьке в Америку. Бедная девочка отказывалась и на день приезжать в так опостылевшую ей Россию. Боялась, что не выберется больше обратно. Казалось, жизнь Эмигранта входит в привычную, устоявшуюся колею. Смягчившаяся за годы семейного счастья с Чекистом Анька даже разрешила раз в две недели, по выходным, видеться с сыном и два раза подписала согласие на вывоз Славки в Америку для встречи с сестрой.

Словом, потрясла жизнь человека, помутузила в разные стороны и отпустила. Казалось бы, всё плохое осталось позади. Но в начале четырнадцатого года на страну обрушилось невиданное счастье. Нет, не Олимпиада, круче. Россия присоединила Крым. Как профессиональный финансист, Витя-Эмигрант раньше других понял, чем это счастье обернется в ближайшем будущем, но сделать уже мог мало чего. Перевел остатки рублей в доллары, продал кое-какие активы с дисконтом, а бизнес спасти все равно не смог. Пребывая в шоке от радости по поводу Крыма и одновременно в еще большем шоке от мгновенно взлетевших цен, граждане России перестали возвращать кредиты. А инвесторы, напротив, настойчиво стали требовать назад деньги, причем в долларах, по прежнему курсу. Опять запахло тыльной стороной знаменитой русской нефтяной фортуны.