Я умею прыгать через лужи

С тех пор мысль о человеке, плавающем как рыба в воде, не выходила у меня из головы. Я никогда не видел, как люди плавают, и не имел ни малейшего представления о том, какие надо делать движения руками, чтобы оставаться на поверхности воды и не пойти ко дну.

У меня была толстая переплетенная подшивка номеров газеты для мальчиков под названием «Приятели», в которой имелась статья про плавание. Иллюстрацией к ней служили три картинки с изображением усатого мужчины в полосатом купальном костюме. На первой он стоял с поднятыми над головой руками; на следующей картинке он развел руки в стороны под прямым углом к телу; и, наконец, на последней опустил их вдоль тела. Стрелки, идущие по кривой от его рук к коленям, давали понять, что он двигал руками вниз, выполняя так называемый «гребок брассом на грудь». Это название мне казалось неприятным, потому что слово «грудь» ассоциировалось у меня с образом матери, кормящей младенца.

В статье упоминалось, что брассом плавают лягушки, поэтому я поймал несколько лягушек и запустил их в ведро с водой. Они нырнули на дно, затем поплыли по кругу, снова поднялись и остались на поверхности, высунув ноздри из воды и широко раскинув лапки. Наблюдение за лягушками мало что прояснило, но я твердо решил научиться плавать и летними вечерами начал преодолевать три мили до озера, чтобы осуществить свой замысел на практике.

Озеро было скрыто в лощине с отвесными, высокими берегами, поднимавшимися террасами на двести-триста ярдов над водой. Должно быть, эти террасы спускались еще ниже, под воду, поскольку в нескольких ярдах от берега дно вдруг резко обрывалось и уходило в заросшие водорослями глубины, где вода была холодная и стоячая.

Никто из ребят в школе не умел плавать, равно как и взрослые мужчины, которых я знал в Туралле. В округе не было подходящих для купания мест, и лишь очень жаркими вечерами, изнемогая от духоты и зноя, люди отваживались пойти на озеро, которое считалось опасным местом. Детям было велено держаться от него подальше.

Однако некоторые мальчишки, пропустив запреты родителей мимо ушей, плескались на мелководье, пытаясь научиться плавать. Если при этом возле озера оказывался кто-то из взрослых, они всячески опекали меня и не подпускали близко к «ямам», как мы называли места, где дно вдруг уходило из-под ног, а иной раз, увидев, как я ползу по камням или полоске ила у самой воды, подтаскивали меня на мелководье.

– Эй, давай я тебя подброшу! – говорил кто-нибудь из них, тем самым привлекая ко мне внимание всех присутствующих. В отсутствие же взрослых мальчишки, казалось, вообще не замечали, что мне приходится ползти, в то время как сами они идут. Они брызгали на меня водой, бросались комьями грязи с илом или, упав на меня, колотили мокрыми кулаками.

Во время швыряния друг в друга грязью я был превосходной мишенью, поскольку не мог увернуться или преследовать нападающего. Я легко мог отказаться от участия в этих драках; достаточно было лишь запросить пощады и оставить победу за ними. Но если бы я так поступил, то не мог бы считаться равным им. Я бы навсегда остался сторонним наблюдателем, и ко мне относились бы, как к девчонкам.

Я не осознавал, какими соображениями руководствуюсь в своих действиях, и не понимал, что именно стремление добиться полноправия вынуждает меня поступать так, а не иначе. Я действовал из неясных побуждений, которые не мог себе объяснить. Так, когда передо мной возникал мальчишка, решивший во что бы то ни стало забросать меня грязью, я полз прямо на него, не обращая внимания на летевшие в меня комья, и в конце концов, когда я подползал совсем близко и готов был схватиться с ним, он поворачивался и удирал.

Так же обстояло дело и в драках на палках. Я сразу бросался в бой, принимая на себя удары, потому что только так мог заслужить уважение, которое дети испытывают по отношению к победителям в подобных играх.

Умение плавать в глазах детей было высочайшим достижением, и обычно, если ты просто мог лечь на воду лицом вниз и двигаться, перебирая руками по дну, уже считалось, что ты умеешь плавать. Но я хотел научиться плавать в глубокой воде, а поскольку другие ребята редко ходили на озеро, я начал ездить туда один.

Оставив кресло наверху у акаций, я карабкался вниз по поросшим травой террасам и, добравшись до берега, скидывал одежду и полз по камням и илу к песку. Тут я мог сесть в воду, которая достигала мне до груди.

В статье в «Приятелях» ничего не было сказано о том, как сгибать руки и выбрасывать их вперед, чтобы вода не оказывала им сопротивления. Изучив рисунки, я решил, что нужно просто двигать выпрямленными руками вниз и вверх.

Я уже мог держаться на воде, с силой колотя руками, но при этом оставаясь на месте, и лишь на второй год, обсудив этот вопрос с другим бродягой, присевшим возле наших ворот, я узнал, какие действия нужно совершать руками, чтобы плавать по-настоящему.

После этого с каждым разом у меня получалось все лучше и лучше, и наконец наступил тот день, когда я счел, что могу доплыть куда угодно. Я решил испытать себя над «ямами».