Я умею прыгать через лужи

Обычно мы рыбачили по субботам ближе к вечеру и всегда уходили из дома после обеда, чтобы попасть к омуту Маккаллума до заката. Омутом Маккаллума называли длинную темную заводь, тихую и глубокую. По берегам росли красные эвкалипты, чьи мощные ветви тянулись к воде. У них были шишковатые искривленные стволы, почерневшие от лесных пожаров; на некоторых еще виднелись длинные клиновидные шрамы, когда-то оставленные аборигенами, срезавшими кору для постройки каноэ.

Вид этих эвкалиптов пробуждал нашу фантазию, и мы с Джо придумывали увлекательные истории и тщательно осматривали деревья, пытаясь отыскать следы каменного топора, которым туземцы срезали кору. Некоторые шрамы были маленькими, длиной с ребенка, и мы знали, что из таких кусков коры изготавливались кулеманы – плоские блюда, на которых женщины укладывали спать младенцев или несли собранные ягоды домой.

Одно такое дерево росло возле омута Маккаллума, и его огромные извивающиеся корни торчали прямо из воды. Тихими вечерами, когда наши поплавки неподвижно застывали на лунной дорожке, темная вода у наших ног вдруг покрывалась сверкающей рябью и из реки выныривал утконос. Он внимательно смотрел на нас блестящими глазками, а потом, изогнувшись, скрывался в своей норке, устроенной между тонувшими в воде корнями старого дерева.

Утконосы часто плавали вверх по реке против течения, а потом, не поворачиваясь, дрейфовали обратно, выискивая по пути гонимых течением червей и личинок. Иногда мы принимали их за рыбу, поскольку на поверхности виднелись только их изогнутые спины, и мы закидывали на них удочку. Если кто-то из них попадался на крючок, мы вытаскивали его на берег, гладили меховую шкурку и мечтали о том, как хорошо было бы оставить его себе, но потом отпускали.

В норах под деревом жили еще и водяные крысы. Они доставали с илистого дна двустворчатые ракушки и разбивали их о плоскую поверхность одного гигантского корня, откуда мы собирали осколки в мешок и несли их домой на корм курам.

– Здесь самая лучшая ракушечная крошка, – говорил Джо, всегда склонный к восторженным преувеличениям.

Например, мое инвалидное кресло он называл «лучшей машиной, какую он видел в жизни», и не понимал, почему на них не устраивают гонки.

– Ты бы запросто стал чемпионом, – уверял меня Джо. – Даже если бы стартовал вместе со всеми… это не имело бы значения. Ни у кого нет таких сильных рук, как у тебя. Ты бы с легкостью всех обогнал.

Так он рассуждал, пока мы сидели друг против друга в кресле, ритмично орудуя руками по пути к реке. Сегодняшним вечером мы оба были очень счастливы, потому что сделали приманку.

Ловить угрей на крючок бывает весело, но с приманкой гораздо веселее и улов намного больше.

Для изготовления приманки надо было цеплять червей на скрученную шерстяную нитку до тех пор, пока не получится один гигантский червь длиной в несколько ярдов.

Затем эту длинную нить с червями сворачивали в клубок и прикрепляли к леске без поплавка. Заброшенная в воду приманка опускалась на дно, и там на нее почти сразу набрасывался угорь, чьи острые зубы застревали в шерсти.

Когда рыбак, который держит удочку, чувствует, как что-то тянет ее, он выдергивает угря из воды, и тот падает на берег, вцепившись в приманку. Тогда нужно быстро схватить его, пока он не улизнул обратно в реку, разрезать ему спину ножом и сунуть в мешок.

Угри скользкие, их трудно удержать, а иной раз на берег выбрасывались сразу два, и тогда мы с Джо бросались на них, хватали, но они выскальзывали из рук, и нам опять приходилось их ловить. Ожидая, пока клюнет, мы натирали ладони сухой землей, чтобы приставшая к ним пыль не давала рукам скользить. От слизи, покрывавшей тело угря, пыль на ладонях превращалась в липкую грязь, и через некоторое время нужно было мыть руки и снова натирать их землей.

Добравшись до старого эвкалипта, мы развели костер и вскипятили чайник, куда моя мать заранее положила чай и сахар. Мы смотрели, как стаи уток быстро летели вверх по реке, четко следуя всем изгибам ее русла и резко взмывая вверх, заметив нас.

– Мощные тут утки водятся, – сказал Джо, уплетая сандвич с толстым куском солонины. – Вот бы мне столько пенни, сколько уток, к примеру, отсюда до Тураллы.

– Как думаешь, сколько бы денег у тебя было? – спросил я.

– Не меньше сотни фунтов. – Джо всегда оперировал круглыми числами. Сто фунтов казались ему целым состоянием. – Никогда не знаешь, что делать с сотней фунтов, – сказал он. – Можно сделать все, что угодно.

Эта тема увлекла нас.

– Ты бы мог купить любого пони, какого захочешь, – сказал я. – Седла для родео! Черт! Допустим, ты хочешь купить книгу… Вот купишь ты ее, дашь кому-нибудь почитать, а тебе не вернут, но разве это будет так уж важно…

– Да нет, книгу вернуть легко, – сказал Джо. – Ты же знаешь, у кого она.

– А может, и не знаешь, – упорствовал я. – Никто не помнит, кому давал свои книги.

Я бросил корочки от бутерброда в реку, и Джо недовольно пробурчал:

– Потише! Ты так всех угрей распугаешь. Знаешь, какие они нервные, а главное, ветер сегодня с востока, а угри не клюют при восточном ветре.