Я умею прыгать через лужи

Мисс Прингл учила малышей, а мистер Такер – ребят постарше. У мисс Прингл были седые волосы, и она всегда смотрела поверх очков. Она носила высокий воротник на пластинке из китового уса, отчего ей было трудно кивнуть, чтобы дать разрешение выйти из класса, а я всегда хотел выйти, потому что, выйдя, можно было постоять на солнышке, глядя на гору Туралла, и послушать сорок. Иногда нас на улице собиралось трое, и начиналась перепалка по поводу того, кому первому возвращаться на урок.

Мистер Такер был старшим учителем. Он не носил очков. Его глаза пугали, даже если опустить голову и не смотреть в них. Они были колючими, злыми и холодными, и он пользовался ими, как плетью. Он всегда мыл руки в эмалированном тазике в углу комнаты, а вымыв, подходил к столу и, не спуская глаз с учеников, тщательно вытирал их маленьким белым полотенцем. Каждый палец он протирал отдельно, начиная с большого. У него были длинные белые пальцы, испещренные венами, выступавшими под кожей. Он быстро, но в то же время размеренно растирал их, не сводя с нас злобного взгляда.

Пока он вытирал руки, никто не двигался, никто не произносил ни слова. Закончив, он сворачивал полотенце и убирал его в ящик стола, а затем улыбался нам зубами и губами.

Я боялся его, как тигра.

У него была трость, и прежде чем ударить ею мальчика, он дважды взмахивал ею в воздухе, а затем проводил по ней рукой, словно очищая ее.

– Итак, – говорил он, зубасто улыбаясь.

Молча выдерживать удары тростью считалось признаком мужества и стойкости. Ученики, заплакавшие во время порки, уже не могли командовать другими мальчишками во время игр. На школьном дворе даже малыши ввязывались с плаксами в драку и были уверены, что сумеют одержать над ними верх. Моя гордость требовала, чтобы я чем-нибудь выделялся, вызывая восхищение товарищей, а поскольку мои возможности были весьма ограниченны, я выработал в себе презрительное отношение к трости, хотя больше других учеников боялся мистера Такера. В отличие от некоторых мальчишек, я старался не отдергивать руку, когда мистер Такер заносил над ней трость; я не гримасничал и не складывал руки на груди после каждого удара, потому что не верил, что это может облегчить боль или разжалобить мистера Такера. После наказания тростью я не мог удержать костыли: онемевшие пальцы отказывались сгибаться, и я подсовывал руки под перекладины костылей тыльной стороной и таким образом возвращался на свое место.

У мисс Прингл трости не было. Она пользовалась широким ремнем, конец которого был разрезан на три узких хвоста. Она считала, что эти хвосты причиняют больше боли, чем один широкий ремень, но довольно скоро поняла свою ошибку и с тех пор держала ремень за разрезанный кончик, а порола нас широким.

Орудуя ремнем, она плотно поджимала губы и не дышала, но ей не удавалось бить особенно сильно. Она часто носила ремень с собой, обходя классную комнату, и то и дело ударяла им по юбке, как гуртовщик щелкает бичом, чтобы напугать скот.

Во время порки мисс Прингл всегда сохраняла спокойствие, а вот мистер Такер впадал в настоящее бешенство, если считал необходимым наказать какого-нибудь ученика. Он мчался к столу, с грохотом откидывал столешницу и в ярости кричал, пока среди бумаг и тетрадей искал свою трость:

– Иди сюда, Томпсон! Думаешь, я не видел, как ты корчил рожи у меня за спиной!

Пока он кого-то наказывал, другие ученики не занимались. Все мы в растерянности молча следили за процессом, напуганные этим приступом ярости, который не могли ни понять, ни объяснить. Побагровевшее лицо и изменившийся голос учителя казались нам свидетельством каких-то страшных замыслов, и мы тряслись от страха на своих скамьях.

Мы знали, как он увидел, что Томпсон у него за спиной скорчил гримасу. В стекле картины, висевшей над камином, отражалось все, что происходило позади мистера Такера, и, глядя на картину, он видел перед собой не мертвых солдат и не кричащего человека с флагом в руках, а лица учеников.

Ребята часто обсуждали трость и ремень. Некоторые из старших мальчиков авторитетно рассуждали на эту тему, и мы с уважением к ним прислушивались.

Они сообщили нам, что если вставить конский волос в трещинку на кончике трости, то при первом же ударе трость расколется надвое. Услышав об этом, я мечтал влезть через окно в школу, когда там никого не будет, вложить конский волос в трещинку и скрыться незамеченным. Я представлял себе искаженное от ярости и разочарования лицо мистера Такера, когда на следующий день он увидит свою сломанную трость, представлял, с какой улыбкой протяну ему руку в ожидании удара, который, как мне хорошо известно, он нанести не сможет. Это была прекрасная картина.

Но для того чтобы вставить конский волос, требовалось взломать крышку учительского стола, а этого сделать мы не могли. Поэтому мы натирали ладони смолой, веря, что от этого они загрубеют и никакие удары им будут не страшны.