Я – твой должник

А потом выкладываю, каково мне сейчас. Чувство вины. Неполноценности. Срывающийся голос. Вороны, хлопающие крыльями.

Себ слушает молча. Временами по его лицу пробегает тень, но он не перебивает.

– У меня есть идеи, – с отчаянием в голосе заключаю я. – И доводы. Я их вижу, как будто они написаны в рамочке. Но не могу превратить их из мыслей в слова.

Себ задумывается, сведя брови. А потом смотрит мне прямо в глаза.

– Ты слишком мягкая. Надо выдавить слова из этой рамки. Ты злишься на брата?

– Да, – помолчав, говорю я. – Но и виноватой себя чувствую. То есть он может быть таким милягой, когда хочет…

– Я не о том, – прерывает Себ. – Ты на него злишься?

– Да, – признаюсь я. – Злюсь.

– Используй эту злость. – Он подается вперед, и лицо его оживляется. – Почувствуй ее. Выберись из этой рамки, как… ниндзя.

– Ниндзя? – Я не могу удержаться от смеха.

– Да! Я знаю, что у тебя есть идеи и аргументы. Ты умная, шустрая, и вообще ты лучший человек в мире. Если честно, как подумаю, что какой-то братец действует тебе на нервы, просто из себя выхожу. Перекинулся бы я с ним парой слов, да только…

Себ улыбается, но челюсть у него напряжена, а бутерброд в руке сплющен.

– Ладно, буду ниндзя. – Я помешиваю кофе, глядя, как напиток закручивается спиралью, и пытаюсь набраться духу. – Но я так психую… Как ты это делаешь?

– Что? – удивляется Себ.

– Выступаешь на собраниях акционеров, на тебя орут, а тебе все равно.

– Наверное, мои мысли просто заняты тем, о чем я говорю, – задумчиво отвечает Себ. – Я думаю о тех, ради кого я выступаю. Чьи интересы представляю. Я действую от имени тех, кто не имеет права голоса, и это меня воодушевляет. Придает силы.

Он надкусывает свой бутерброд и кивает мне.

– Ешь, ниндзя нужно подкрепиться.

Я жую и чувствую, как крепнет стержень у меня внутри. Я буду говорить от маминого имени. Я – ее представитель. У нее сейчас нет права голоса, и это придаст мне сил.

Все оставшееся время мы болтаем о разных пустяках, но, прощаясь, Себ берет меня за руки и заглядывает в глаза.

– Ниндзя Фикси, – говорит он. – Ты можешь это сделать.

Он целует меня и уходит, пар от его дыхания клубится в воздухе, и я твердо говорю себе, что могу это сделать, могу. Могу.

Весь день я хожу, собравшись и твердо сжав челюсти. Я могу это сделать. Я скажу свое слово.

Я задерживаюсь в «Фаррз» допоздна. Все разошлись, а я брожу среди стендов, вспоминая, как прибегала сюда в детстве. Каким огромным казался тогда магазин! Помню, как я пряталась в картонных коробках в подсобке, а папа меня «находил». А поездки на склад были самым захватывающим приключением в мире. В семь лет я разбила тарелку и в ужасе пыталась склеить ее скотчем. Мама нашла меня забившейся за стенд и сгребла в объятия.

«Фаррз» – это вся моя жизнь.

Слышится шум. Я поднимаю голову и с удивлением вижу Боба в бежевой куртке с капюшоном, шарфе и шерстяной шляпе.

– Фикси! – восклицает он. – Я надеялся, что ты здесь. Я тут пуловер вчера оставил. – Он сокрушенно прищелкивает языком. – Я сегодня встречаюсь с сестрой, а она подарила мне этот пуловер на день рождения, вот я и хотел его надеть. Мы всегда дарим друг другу пуловеры от «Марк и Спенсер». Тут не ошибешься, верно?

– Точно, – соглашаюсь я. – Не ошибешься.

Я жду, пока он ищет в подсобке пуловер. А когда он выходит оттуда, у меня вырывается:

– Боб, у нас все в порядке?

– В порядке? – Боб озирается так, словно я спросила, не напал ли на нас кто-нибудь.

– В финансовом смысле, – объясняю я. – Ты присылал отчеты, только я не всегда… То есть последнее время…

Я умолкаю. Язык не поворачивается сказать правду: я с головой ушла в чувства и мне было не до цифр.

Боб с шумом выдыхает воздух, задумавшись, что сказать, и меня охватывает страх.

– В порядке, – говорит он наконец. – Не все так плохо. Это не катастрофа.

Не катастрофа?

Я смотрю на него, стараясь скрыть охватившую меня тревогу. Я-то ждала чего-то более обнадеживающего, чем «не катастрофа».

– Продажи упали по сравнению с прошлым годом, этого нельзя отрицать, но приближается Рождество, мы еще можем отыграться. Уверен, у тебя припасено что-нибудь в рукаве.

Боб еще подбадривает меня! Я горю от стыда.

– Что нам нужно, так это небольшой подъем, – говорит Боб.

Подъем нужен. Только где его взять?

– Спасибо, Боб! – говорю я так жизнерадостно, словно получать тревожные новости для меня – плевое дело. – Отлично. Спасибо, что сказал. Будем над этим работать.

– Но я вот что хотел спросить… – Боб подходит ко мне на несколько шагов. У него какое-то странное выражение лица. – Ссуды, которые мы выдаем. Они будут постоянно?

– Какие ссуды?

– Ссуды Джейку.

У меня будто земля уходит из-под ног.

– Какие… ссуды Джейку? – лепечу я. – Мне ничего… Я ничего об этом не знаю.

– Я просто хотел узнать, – после паузы произносит Боб. – Банковские переводы, которые я делал после отъезда вашей матери. Довольно крупные суммы.

Он криво усмехается, но вид у него встревоженный.

– Я знаю, первый был произведен с согласия вашей мамы, но в остальных двух я полагался на слово Джейка.

– На слово Джейка? – эхом откликаюсь я.

В голове не укладывается.