Я тебя вижу

На самом деле это фотография Кэти. Она сидит рядом со мной за столиком и улыбается в камеру, склонив голову набок. А я смотрю не в объектив, а на дочь. Для рекламы снимок аккуратно обрезали, поэтому платья почти не видно, иначе я бы сразу узнала один из своих немногих вечерних нарядов.

Представляю себе, как кто-то незнакомый просматривает мои фотографии, разглядывает меня в шикарном платье, мою дочь, мою семью. Содрогаюсь при этой мысли. Настройки конфиденциальности, которые упоминал Айзек, нелегко найти, но мне наконец удается. Я методично блокирую всё в своем аккаунте: фотографии, посты, теги. И едва успеваю закончить, как в верхней части экрана начинает мигать красный значок уведомления. Кликаю по нему.

Айзек Ганн хочет стать вашим другом. У вас есть один общий друг.

Секунду я смотрю на сообщение, а затем нажимаю «Удалить».

* * *

Я знаю, о чем ты думаешь.

Как такой человек, как я, может жить с самим собой? Как может смотреть на себя в зеркало, зная, что происходит с теми женщинами?

Но разве ты винишь «Тиндер» в неудачном свидании? Разве ты набрасываешься на владельца бара, в котором подцепила парня, когда все идет не по плану? Разве кричишь на лучшую подругу за то, что она познакомила тебя с мужчиной, а тот, оказывается, любит пожестче?

Конечно, нет.

Тогда как ты можешь винить меня? Я всего лишь свожу людей. Моя задача – дать толчок случайному стечению обстоятельств.

Ты думаешь, что вы повстречались нечаянно. Думаешь, что он безо всякой причины придержал для тебя дверь. По ошибке подобрал твой шарф. Понятия не имел, что вам в одну сторону…

Может быть. А может, и нет.

И теперь, когда тебе известно, что существуют люди вроде меня, ты уже ни в чем не будешь уверена.

13

Эта реклама полностью меня поглотила, заполнила все мысли и превратила в параноика. Прошлой ночью мне приснилось, что среди объявлений появилось лицо Кэти, а несколько дней спустя в «Таймс» снова ее снимок: избитой, изнасилованной, брошенной умирать. Я проснулась в поту и была не в силах даже объятия Саймона выносить, пока не сходила и не увидела дочь собственными глазами. Она, конечно, крепко спала.

Я привычно бросаю десять пенсов в гитарный чехол Меган.

– Хорошего понедельника! – произносит она.

Заставляю себя улыбнуться в ответ.

Из-за угла дует ветер, и меня поражает то, что ей удается играть посиневшими от холода пальцами. Интересно, что сказал бы Саймон, приведи я как-нибудь Меган на чай? Смогла бы Мелисса время от времени откладывать для нее порцию супа? Проходя через турникет, я прокручиваю в голове разговор, репетирую свое предложение, чтобы оно не звучало так, будто горячая еда – это милостыня, тревожусь, что могу обидеть Меган.

Я настолько погружена в свои мысли, что не сразу замечаю мужчину в пальто. Даже не уверена, наблюдал ли он за мной до того, как я его увидела. А теперь наблюдает. Прибывает поезд. Вхожу в вагон, сажусь и снова вижу этого человека. Он высокий и широкоплечий, с густой седой шевелюрой и такой же бородой. Аккуратно подстриженной, но на шее виднеется царапина от свежего пореза. Мужчина по-прежнему смотрит на меня, а я делаю вид, что изучаю карту метро над его головой, и чувствую, как его взгляд скользит по моему телу. Мне становится неуютно. Перевожу взгляд на свои колени, ощущая неловкость и не зная, что делать с руками. На вид мужчине лет пятьдесят. На нем отлично сшитый костюм и пальто, в котором не страшна непогода, что грозит вот-вот обернуться первым снегопадом. И улыбка уж слишком знакомая – собственническая.

Наверное, школы сегодня не работают: в поезде гораздо меньше народу, чем обычно. Многие выходят на «Канада Уотер», и напротив меня появляются три свободных места. Мужчина в костюме присаживается на одно из них. В метро люди часто на тебя смотрят – сама так делаю, – но стоит поймать их взгляд, смущенно отводят глаза. Но не этот тип. Я смотрю прямо ему в лицо – не стану больше так делать, – и в ответ он с вызовом глядит на меня, словно его внимание должно льстить. Секунду я пытаюсь разобраться в своих ощущениях. Но нет, трепет в животе – это вовсе не возбуждение, а тревога.