Я так хочу

– Ими становятся… становятся… м-мм… группа – «Strangers»! – взвизгнула она, сливаясь восторгом с зарокотавшей публикой.

Из зрительного ряда поднялись Крис, Тим, Фрэнк и Джозеф. Взбежали по ступенькам на сцену – энергичные, нарядные, красивые... Они улыбались, обнимались, пожимали протянутые руки, по очереди целовали блондинку. Принимая награду, Берри едва не уронил золотой граммофон, лихо подхватил у пола и торжественно взметнул над головой. Источая обожание, зрители покатились со смеху, а Лина едва не кинулась вперёд. На чёрную секунду, ей показалось, Крис теряет сознание. Она не могла поверить, что адекватно воспринимает реальность. Мужчина, который час назад лежал на койке пластом, сиял на сцене как серебряная монета.

– Черт! – выругалась сквозь зубы.

Краем глаза Лина следила за доктором. Оттянув манжет, он глядел на часы. Бледные губы беззвучно двигались, производя какие-то подсчёты. Она оплела пальцами за спиной холодный металл, глядя как, перегибаясь пополам, Крис отвешивает шутовской поклон и отсылает зрителям воздушные поцелуи. Победу группы он посвятил матери. Мария поднялась из кресла и грациозно помахала рукой.

Зал погрузился в темноту. Лина видела скрытые приготовления за голубым экраном. Между инструментами и оборудованием суетились техники, музыканты занимали места.

Прожектора залихорадило, ломаные площадки сцены облило разноцветными огнями. Аккомпанируя Стренжерс, живой звук симфонического оркестра разлился под сводами. Полилась песня, взявшая награду. Воздух наполнилось сильным горячим вокалом. Лучи простреливали темноту. Свет поймал барабанщика – Вуд неистово колотил по тарелкам, переместился на взъерошенного Риверу. Одновременно с Берри Стюарт взял гитарную партию. Кадры вспыхивали и сменялись один другим. Софиты неотступно преследовали вокалиста, пристально следили за неугомонной фигурой белыми, зелёными и красными глазами.

Так же следила за ним и Лина. Она перестала моргать. Как недавно доктор, судорожно глянула на часы. Сколько продержится? Сможет допеть? Она отдирала зубами лак с ногтя, всеми мыслями подгоняя припев. Берри носился по сцене словно заведённый, ни на секунду не замирал. Обколотое горло выдавало глубокое сильное звучание, пленило теплом, бархатом и металлом одновременно. Берри заставлял связки чисто вытягивать сложные ноты. Многие зрители поднялись со своих мест и подпевали.

Распорядители «Грэмми» могли бы сэкономить на световом шоу, – угрюмо думала Лина, поддерживая взглядом тонкую фигуру. Кристоферской энергии хватит зажечь огнём город . Конечно, он допоёт! Это – Берри! Он умрёт на сцене как генерал на поле боя. Сцена – его поле боя. Заслышав последнюю ноту, Лина выдохнула, посмотрела на доктора. Профессиональный взгляд поверх очков ничего не выражал.

Темнота мёртвая, немая, ещё более беспросветная после сияния пронёсшейся кометы, окутала зал. Под пологом экранов задвигались тени: к музыкантам подбегали люди, собирали мусор, вручали воду, что-то быстро говорили.

Стренжерсы не уходили! Господи, почему? Почему они не уходят? Лина тревожно глянула на Моррисона и в сотый раз бросила взгляд на часы.

Играя зрением, чернота на сцене расползалась, истончалась потоком света, что опустился на исполнителя кольцом. Укрытый плащом мрака, Берри склонился над акустической гитарой. Струны отзывались на прикосновения ладони балладой, её подхватили скрипки с виолончелями и протяжно заплакали. Драматический голос обнял плечи. Осязаемый, он ласкал кожу, забирался под ребра живыми вдохами-выдохами. Сугубо мужской, одновременно мягкий и жёсткий, рычащий до дрожи и нежный до мурашек – жил не снаружи, а внутри.

Да, как он может издавать раздельные звуки после всех этих манипуляций в гримёрке?! Немыслимо! Лина негодовала на него, на себя, на слушателей!

Голова Кристофера была опущена, глаза закрыты. Меж широких бровей залегла складка, рот кривился. Подвижные пальцы выводили рисунок любви, трогали нервы, сжимали желудок. Мелодия, слова и голос запекались, каждая нота подводила к катарсису. Хотелось остаться с ним на краю, удержать в ладони этот шарик ртути. Темнота скрыла от Берри блестящие глаза зрителей. Лина невыразимо ясно чувствовала интимность. Он отгородился от всех непроницаемой завесой и остался один на один со своей болью-любовью.

Прислонив голову к железной конструкции, Лина боялась потерять расплывающийся образ. Созвучная с вибрирующей в голосе печалью, не могла ни помочь ему, ни разделить её. Как помочь тому, кто всеми силами отвергает помощь. Сколько можно бежать, зная, что не угнаться? Где взять силы продолжать? Кто остановится?

Зал взорвался овациями. Берри поклонился и гитара неловко выскользнула из рук, закачалась на ремне. По бокам от лидера выросли Стренжерсы, смеясь, обняли, зажали телами. Веселым клубком рук-ног они покинули сцену.