Я так хочу

Сверкая белой поясницей, оголившейся между низкими джинсами и курткой, Вуд утонул по пояс в салоне микроавтобуса. Словно большой жук распластался на полу и шевелил руками. Ладони загребали из-под сидений пыль. Берри стукнул костяшками в протянутый кулак Риверы и дёрнул подбородком:

– Проспорил?

– Не успел ещё, – оскалился прислонившийся к багажнику Джозеф, выбросил окурок щелчком: – Фотик посеял, олух.

– Поехали, Френки, – Берри хлопнул Вуда по спине и оторвал от дверей. – Прочешешь брюхом бруклинскую канализацию на обратном пути.

Лина протиснулась мимо них в Мерседес и сдержала смешок. Сморщенный рот Френка, казалось, прилагал усилия, не вывалить Берри язык. Она влезла на сидение, ожидая, что Вуд отомстит Крису, посмеётся над его нелепым видом. Но Стренжерсы прыгнули в автомобиль, не проявив интереса к одежде фронтмена. Привыкли и атрофировались, – подумала Лина, разочарованно уставившись в окно. Веселье оборвалось так же внезапно, как и накатило.

Автомобиль занял место в городском потоке под надрывный кашель. Берри сложился в кресле пополам, свесил голову между коленей. Лина переводила взгляд с одного мужского лица на другое. Стюарт вытянул в проход ноги и глядел на дорогу. Вуд хмуро пялился в телефон и строчил эсэмэски. Ривера дремал, косматая голова раскачивалась на ухабах. На Кристофера никто не смотрел. С каждым приступом кашля, одолевавшего Берри, необычайно тихие Стренжерсы погружались в свои занятия всё усиленнее.

Лина обернулась, сжала ладонями спинку кресла:

– Джозеф, он не сможет работать!

– Знаю, – приоткрыл глаза Ривера.

– Крис не сможет петь.

– Да, – согласился Джозеф.

Приободрившись, Лина понизила голос до шёпота:

– Значит, съёмки перенесут?

– Вряд ли. Ему не нужно сегодня петь.

– Но… у него ночью была лихорадка!

– Да? И вчера тоже.

– Что?!

– Я видел, он просил у Тима парацетамол. lovencitos таскает для него аптечный супермаркет.

– И… вы позволяете ему?

– Позволяем? – Ривере, казалось, попало в рот что-то мерзкое, он сглотнул. – Покажи мне, corazon, того, кто ему что-либо запретит.

– Но он измотан! Крис гробит себя!

– Верно.

– И ты… и вы спокойно наблюдаете?!

– И ты скоро привыкнешь, поверь.

Лина задохнулась от возмущения. Пылая ненавистью ко всем этим людям, которые звались «друзья» и изо дня в день молча наблюдали, как Берри методично уничтожает себя, она отвернулась. Остаток дороги смотрела в окно, впечатывая ногтями в ладонь, каждый приступ усиливающегося кашля.

Шёл пятый час съёмок, когда Лина оставила за спиной очередное безумное действо на пыльных улицах дикого запада, залитых искусственным солнцем прожекторов. Она выбралась из кольца съёмочной бригады. Подле переполненных урн, разорённых столов с едой и напитками грелись у обогревателя охранники. Парни смотрели по телевизору футбольный матч без звука. Лина прихватила сумку и вышла из павильона. Дотти закутала покатые плечи искусственным мехом, взглянула поверх свежего журнала и переложила ногу.

Вдохнув свежий воздух, Лина подняла глаза в яркое небо. За городским шумом пробивался щебет птиц. Кроны деревьев, обсыпанные точками нежно-зелёных едва раскрывшихся листьев, тихо переговаривались. Она присела на деревянный ящик, упёрлась локтями в колени. Под кожей зудела фонограмма. Перед лицом мелькали дубли, которые бесконечно прерывались кашлем, торопливыми глотками энергетиков, холодным кофе, а после снова энергетики и кашель... и визажисты, стирающие пот со лба…

Лина закрыла глаза. Она попыталась отогнать видение в безупречном костюме и гриме, которое согнулось под электрогитарой, как под ярмом. Послушное, как робот, начинавшее все снова не препираясь с постановщиком и режиссёром. И гробовое молчание между записью.

Свинтив непослушными пальцами крышку, Лина сделала глоток виски.

– Приветик! – промурлыкала Дотти.

Лина рассеянно кивнула, протянула руку с бутылкой. Девушка проверила глазами дверь и чиркнула розовым ногтем по шее:

– Закапает, чучело, как пить дать, закапает! – она вынула из кармана красное «Мальборо», потянула зубами фильтр.

Лина посмотрела на предложенную пачку и взяла сигарету. Глядя поверх крыш далёких домов, расчертивших небо зигзагами антенн, слушала болтовню Дотти, стараясь отключиться от музыки, льющейся из павильона.

– Это правда, что ты – Лина Олсен? Ну, та самая? Художница с кучей бабла… то есть картин, и там…. галерей всяких? Мне сказала Анжела – гримёрша, – Дотти кивнула за плечо. – Она вообще всех знает. Дашь автограф?

Вдыхая сигаретный дым, Лина чувствовала, как виски прокладывает тепло к желудку. Дотти вынула из кармана голубого полушубка блокнот в наклейках:

– У меня тут есть даже Майли Сайрус. Не веришь? Вот смотри!

Лина взяла протянутую ручку, вывела диктуемые строчки и расписалась.

– Зашибись! – удовлетворённо вздохнула Дотти и закрыла блокнот. – Знаешь сколько теперь у меня автографов? Сто тридцать девять, прикинь! Но ты не думай, что я беру, у кого попало! Тут только крутяки, уж поверь.

Зажатая между пальцами сигарета медленно тлела, бумага превращалась в пепел и развеивалась ветром. Лина глотнула из бутылки, затянулась и зажмурилась.