Я сплю среди бабочек

А что было потом? — не выдерживаю я, едва голос Анны затихает до полной тишины. Я непременно должна это знать, иначе просто не усну ночью… Это как отложить книгу на самом интересном месте!

Анна, должно быть, замечает мое нетерпение, потому что улыбается мне какой-то особенной улыбкой, от которой враз теплеет на сердце, а потом спешит удовлетворить мое любопытство:

После оукончания школы Адриан уехал учиться в Мюнхен — родители были рады держать его подальше от Нюрнберга и от Элеоноры, как ты сама понимаешь, только они просчитались… После первого же семестра он приехал на каникулы вместе с Элеонорой, своей новоиспеченной женой, с которой они бувально на днях зарегистрировали брак в мюнхенской мэрии. Та была практически на сносях, с огромным таким животом… и родителям волей-неволей пришлось смириться с этим. Они слишком любили Адриана, чтобы накладывать на него анафему и другие страшные проклятия…

Все это с трудом укладывалось у меня в голове, тем более соотносимое с образом Адриана Зельцера, который уже сформировался в моем сознании. Этот высокий, несколько хмурый мужчина никак не мог быть тем влюбленным подростком, о котором мне рассказывала его сестра… Я качаю головой, как бы рассортировывая новые знания по «полочкам» своего мозга.

Что, не укладывается в голове? — понимающе улыбается Анна. — И я подтверждаю это пожатием плечами. — Сама с трудом узнаю в нынешнем Адриане того юного мальчика с большими влюбленными глазами… Знаешь, Элеонора была идеальной для него, правда: она делала его чуточку раскрепощеннее, бесшабашнее, что ли… Могла заставить его улыбаться — сама видишь, он слишком серьезный, а после ее смерти так еще и… грустный.

Ну, жена, — звучит в этот момент голос ее небритого пирата, — твой чай, должно быть, совсем застыл, или ты решила кормить нашу гостью одними баснями, к которым у тебя особая предрасположенность.

Мы оборачиваемся к мужчинам, стоящим на пороге, и я невольно задерживаю полный жалости взгляд на лице Алексова отца. Тот замечает его и мечет ответный, полный неодобрения взгляд в сторону Анны — догадывается, что мы говорили о нем. Ну и пусть…

Басни, милый, это по твоей части, — вторит ему его супруга, нисколько не обиженная насмешливой отповедью. — А мы, девочки, говорим только о жизни… такой, какая она есть во всей своей разнообразной красоте и не только.

Слышу, как пальцы Акселя Харля начинают шебуршить оберткой фантика в кармане все той же спортивной куртки. Анна тоже слышит это и вскидывает на мужа насмешливую бровь…

С удовольствием ее съем! — говорит она таким голосом, что мне даже становится немного неловко. К счастью, от неловкости меня спасает сам герой недавней истории, который и говорит:

Пожалуй, чай мы будем пить уже в другом месте, Аннушка, — и целует сестру в розовую щеку. — Нам пора ехать — мы обещали быть через два часа, а уже и того больше… — Потом пожимает руку своего компаньона: — Увидимся завтра, Аксель. Выспись перед тяжелым днем…

И мы направляемся в прихожую.

Не позволяй ему запугать себя! — шепчет мне на ухо Анна в дверях своего дома. И уже громко добавляет: — Надеюсь, еще увидимся.

Сильно сомневаюсь, — бубню я еле слышно и машу ей на прощанье рукой.

Мой спутник по-прежнему молчалив, но я и сама не жажду разговоров — обдумываю рассказанную Анной историю про своего брата. Как все-таки несправедлива жизнь, лишая нас тех, кого мы так сильно любим, размышляю я, присовокупляя к раздумьям про Элеонору Зельцер собственные мысли про своих погибших родителях… Надо позвонить дедушке, решаю я наконец — он последнее, что осталось у меня в этом мире, и негоже садить ему сердце своими неожиданными исчезновениями. Обычно мы всегда болтаем по воскресеньям… Вернусь домой и сразу же позвоню ему.

Идти на чаепитие к Майерам мне и вовсе не хочется — я слишком измотана, чтобы вести досужие разговоры. Забиться бы под одеяло и проспать до утра, а лучше — до весны.

И кто из нас теперь грубый? — одергивает меня Адриан Зельцер, когда мы сидим за праздничным столом и я безрадостно гоняю по тарелке миндальный орех в шоколаде. — Перестань сидеть с таким траурным выражением лица, иначе мне придется принять срочные меры…

Накажете? — интересуюсь я с самым серьезным выражением лица.

А надо? — любопытствует он в ответ.

Я устала и хочу домой.

Он смотрит на меня таким недоуменным взглядом, словно я некое физическое явление, доселе неизвестное науке.

Что это с тобой случилось, Шарлотта? На тебя совсем не похоже…

Откуда вам знать, что на меня похоже, а что нет, — ворчу я раздраженно. — Вы меня вообще не знаете да и я вас тоже, если говорить по существу… Адью, и разошлись как в море корабли!